а то обет наш всех пред образом предтечи подстричься в монастыре его принять образ монашеский

А то обет наш всех пред образом предтечи подстричься в монастыре его принять образ монашеский

СВЕЖИЙ НОМЕР

АРХИВ НОМЕРОВ

ЧИТАЙ

Как казаки в Азове сидели (7 часть)

И после того паши турецкие, глядя на те наши умелые подкопные в осаде действия, повели навстречу нам из своего табора семь своих подкопов. И хотели они теми подкопами попасть в наши ямы, дабы задавить нас своим множеством. А мы милостью Божией устерегли все подкопы их, и разорвало тут их всех порохом, погребли мы тут их многие тысячи. И с той поры их подкопная мудрость миновалась вся. Постыли им уж те хитрости подкопные. А всего было от турок к нам под город Азов 24 приступа всею их силою. Но после первого большого приступа таких жестоких и смелых больше уж не было. На ножах мы с ними резались в тот приступ. Зачали они метать в ямы наши ядра огненные и всякие немецкие осадные хитрости. И тем, пуще приступов, причинили они нам великое утеснение. Убивали они многих у нас тогда и опаливали.

А после тех ядер огненных, что против нас они измыслили, оставив все свои хитрости, стали они нас одолевать и подступать к нам прямым боем со своей силою. Зачали они к нам на приступ посылать своих янычар во всякий день. По десяти тысяч наступают на нас целый день до ночи, а в ночь идут на смену им другие десять тысяч. И те наступают на нас всю ночь до свету. Ни одного часа не дадут покоя нам. А они бьются посменно день и ночь, чтобы истомою осилить нас. И от тех их ухищрений и злоумышления, от своих тяжких ран и от бессонницы, от лютой нужды всяческой и от смрадного запаха трупного стало нам невмочь, все изнемогали мы лютыми болезнями осадными. А дружины нашей совсем мало осталось; переменяться нам не с кем, ни одного часа отдохнуть нам не дадут.

В ту пору уж совсем мы в жизни своей и в Азове-городе отчаялись, потеряли надежду на выручку от людей, только и ожидая себе помощи от всевышнего Бога. Прибегнем, бедные, лишь к своему помощнику — Предтечи образу. Пред ним, светом нашим, заливаемся слезами горькими:

“Государь ты, свет, помощник наш, Иван Предтеча, по твоему, света нашего, явлению разорили мы гнездо змеиное, взяли Азов-город. Побили мы в нём всех христианских мучителей, идолослужителей. Твой, света нашего, и Николин дом очистили и украсили ваши образа чудотворные своими руками грешными, недостойными. Без пения до сей поры перед образами вашими у нас и дня не проходило.

Почитаем мы уже теперь себя за трупы мёртвые. Два часа в осаде нам уже не высидеть! Теперь мы, бедные, расстаёмся с вашими иконами чудотворными, с христианами со всеми православными: не бывать уж нам на святой Руси!

Смерть пришла в пустыне нам, грешникам, за ваши иконы чудотворные, за веру христианскую и за имя царское, за всё царство Московское!” Начали прощаться:

“Прости нас, холопов своих грешных, государь наш православный, царь всея Руси Михайло Феодорович! Помянуть вели наши души грешные! Простите вы, государи патриархи вселенские! Простите, все государи митрополиты, архиепископы и епископы! Простите и вы, все архимандриты и игумены! Простите, все государи протопопы, и священники, и дьяконы! Простите, государи наши, все христиане православные!

Поминайте и наши души грешные в день родительский! Нет ни в чем от нас позора государству Московскому!

Помышляем мы, бедные, в уме своём, чтобы умереть не в ямах нам и по смерти себе добыть славу добрую”.

Подняли мы на руки иконы чудотворные — Предтечи да Николину — и пошли с ними против басурман на вылазку. И по милости их явной побили мы басурман в той внезапной вылазке шесть тысяч. И увидели люди турецкие, что хранит нас милость Божия, что ничем осилить не умеют нас, с тех-то пор не стали уж посылать к нам на приступ людей своих. И тогда отдохнули мы от истомы, от смертных ран. После того бою прошло три дня, и опять стали нам кричать их толмачи, вызывать нас на разговор.

А мы уж и речь не могли держать к ним, потому как язык наш от истомы нашей во рту не ворочался! И начали они на стрелах к нам ярлыки метать. А в них они пишут, просят у нас место азовское. А дают нам за него выкупа на каждого молодца по триста талеров серебра чистого да по двести талеров золота червонного. “А в том присягают вам паши и полковники душою царя турецкого, что ныне при отходе вашем ничем не тронем вас. Подите с серебром и с золотом в городки к своим товарищам, а нам лишь отдайте пустое место азовское”.

А мы к ним обратно пишем: “Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, в Азове и на Дону у нас и своего много. То нам, молодцам, нужно и дорого, чтоб была о нас слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие!

Сразу говорили мы вам, что дадим вам знать о себе, будет вам о нас памятно на веки вечные. Возвратясь за море, в края басурманские, было б вам что сказать своему царю турецкому глупому, каково приступать к казаку русскому. Сколько вы у нас разбили кирпича и камня в Азове-городе, столько уже взяли мы у вас голов ваших за разрушение азовское.

На головах да на костях ваших сложим город Азов лучше прежнего! И пройдет наша слава молодецкая по всему свету до века, как сложим города на ваших головах. Нашел здесь ваш турецкий царь себе позор и укоризну вечные. Станем брать с него дань во всякий год в шесть раз больше”.

После того стало нам легче, приступов больше уже не было. Сочли они, что под Азовом побиты были у них многие тысячи.

А во время сидения осадного держали мы, грешные, пост. Совершали молитвы, многие соблюдали чистоту телесную и духовную. В осаде многие из нас люди искушенные видели во сне и наяву: одни — жену прекрасную и светозарную, на воздухе стоящую посреди града Азова; иные ж — мужа древнего, с власами длинными, в светлых ризах, взирающего на полки басурманские.

И не предала нас Богородица в руки басурманские, подавала нам против них помощь явную, возглашая умиленно: “Мужайтесь, казаки, а не ужасайтесь. Град сей Азов от беззаконных агарян, их нечестием, злобою и жестокостью поруган, престолы в церквах Предтечи и Николиной осквернены. И не только осквернили они землю в Азове и престолы, но и воздух над ним омрачили, торжище здесь и мучительство христианам учинили, разлучили мужей от жен, сынов и дочерей разлучили от отцов и матерей. От многого плача и рыдания вся земля христианская восстонала. А о чистых девах, о вдовах непорочных и о сущих во младенчестве уста мои и изречь не в силах, глядя на поругания им. И услышал Бог молитвы и плач их. Видя создание рук своих, православных христиан, зло погибающих, дал вам против басурман отмщение, предал вам град сей и их самих в руки ваши. Да не скажут нечестивые: “Где Бог ваш христианский?” И вы, братья, не заботьтесь, отгоните всякий страх от себя, не тронет вас никакой басурманский меч. Положите упование на Бога, примите венец от Христа нетленный. А души ваши примет Бог, имеете царствовать с Христом вовеки”.

И многие атаманы видели, что текли у образа Ивана Предтечи из очей его слёзы обильные в день каждого приступа. А в первый день, во время приступа, видели лампаду у его образа, слёз полную. А при вылазках наших из города все видели басурманы — и турки, и крымцы, и ногайцы — мужа храброго и юного, в одежде ратной, ходившего среди боя с мечом обнаженным и множество басурман поражавшего. А мы того не видели. Лишь по убитым знаем мы, что то дело Божие, а не наших рук: люди турецкие надвое рассечены! Послана с неба была над ними победа! И они, басурманы, о том нас много раз спрашивали, кто от нас из города выходит на бой с мечом. И мы говорили им: “То выходят воеводы наши”.

А всего сидели мы в Азове в осаде от турок с 24 июня 7149 года до 26 сентября 7149 года, 93 дня и 93 ночи. А в ночь на 26 день сентября турецкие паши со всеми турками и крымский царь со всеми своими силами за 4 часа до свету побежали, окаянные, в смятении и трепете, от Азова-города, никем из нас не гонимые. С вечным позором ушли паши турецкие к себе за море, а крымский царь пошел в орду к себе, черкесы же в Кабарду, ногайцы пошли в улусы свои. И мы, казаки, как услышали об их отступлении, напали на их таборы тысячею человек. И взяли мы у них в таборах тогда языков, турок и татар живыми, четыреста человек, а больных и раненых застали мы с две тысячи.

И нам те языки на допросах и пытках все говорили единодушно,отчего среди ночи побежали от города паши и крымский царь. “В ночь ту с вечера было нам страшное видение. На небесах над нашими полками шла с Руси от вашего царства Московского туча великая и страшная. И стала она против самого табора нашего. А перед тою тучею идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные и грозятся на наши полки басурманские. В ту пору мы их всех узнали. И в ту же ночь страшные воеводы азовские в ратной одежде выходили на бой приступом на нас из Азова-города.

Пластали нас надвое, вместе с конями. От того-то страшного видения и побежали из таборов турецкие паши и крымский царь”.

А нам, казакам, в ту ночь с вечера также было видение: по валу басурманскому, где стояли их орудия, ходили два мужа, летами древние. На одном — одежда иерейская, а на другом — власяница косматая. Указывают они на полки басурманские и говорят нам:

“Побежали, казаки, от вас паши турецкие и крымский царь из таборов. Пришла победа над ними от Христа, сына Божия, с небес, силою Божией”.

А еще сказывали нам те языки про урон в людях своих, сколько побито их от рук наших под Азовом-городом. Из главных сил их побито у них одних мурз и татар и янычар девяносто шесть тысяч, кроме тех черных мужиков и охочих людей. А нас всего, казаков, в осаде сидело в Азове только 7 367 человек. А те, кто уцелел из нас, холопов государевых, после осады, все изранены. Нет ни одного у нас человека целого; ни одного, кто бы не пролил крови своей, в Азове сидя во имя Божие, за веру христианскую. А теперь мы всем войском у государя царя и великого князя Всея Руси Михаила Феодоровича просим милости.

Просим мы, холопы его, сидевшие в Азове, и те, кто по Дону живёт в городках своих, чтоб велел он принять из рук наших ту свою государеву вотчину — Азов-город, ради светлых образов Предтечи и Николина, ради всего, что им, светам нашим, угодно тут. Тем Азовом-городом защитит он, государь, от войны всю свою украину, не будет войны от татар до веку, как сядут наши в Азове-городе.

А мы, холопы его, что остались после осады азовской, все мы уже старцы увечные, сил нет уже у нас на боевые промыслы. А то обет наш, всех, пред образом Предтечи: постричься в монастыре его, принять образ монашеский. Станем мы Бога молить до веку за него, государя, и за весь государский род его. Его государскою обороною и нашей верою защитил нас Бог от таковых турецких сил, а не нашим молодецким мужеством и промыслом. А коли государь нас, холопов дальних своих, не пожалует, не велит у нас принять из рук наших Азова-города, то нам, заплакав, оставить его! Поднимем мы, грешные, икону Предтечи, да и пойдём с ним, светом нашим, куда он велит. Атамана своего пострижем пред его образом, будет он над нами игуменом. А есаула пострижем, тот у нас будет устроителем. А мы, бедные, хоть и немощные, не отступим от его, Предтечи, образа, помрём все тут до единого. Будет вовеки слава лавре Предтеченской.

И после от тех же атаманов и казаков приписано в грамоте, что надобно им в Азов для осадного сидения 10 000 людей, 50 000 пудов всяких припасов, 20 000 пудов пороха, 10 000 мушкетов, а денег на то всё надобно 221 000 рублей.

В нынешнем же 7150 году, по прошению и посольству царя турецкого Ибрагима-султана, государь царь и великий князь Михайло Феодорович пожаловал его, царя турецкого Ибрагима-султана, и велел донским атаманам и казакам Азов-город покинуть.

Источник

История формирования чинопоследования пострижения в монашество

Содержание

Вступая в новую жизнь, подвижники отрекались от мира: порывали всякую связь с ним, раздавали свое имущество и посвящали себя Богу. Однако было бы неправильно думать, что аскетический подвиг не полагал никакой внешней печати на подвизающегося. Как жизнь новая и чуждая мира, подвижничество, конечно, имело свои внешние отличия.

Свидетельство Древней Церкви об истории возникновения чинопоследования пострижения в монашество

Иже не приимет креста своего, и вслед Мене грядет, несть Мене достоин» ( Мф. 10, 38 ).

В христианском же Египте должен был получить свое начало, а отчасти и развитие, чин пострижения в монашество.

Итак, какие сведения предоставляет нам история восточного монашества о чине пострижения?

Содержание современного чина пострижения предполагает полную и законченную внешнюю организацию монашеской жизни. В нем соединяются два элемента: монастырский и церковный. Это, с одной стороны, прием игуменом и братией пришедшего в монастырь, а с другой – благословение на новую жизнь, преподаваемое ему через священника Церковью, ее молитвы за него, освящающие его доброе намерение и подающие ему благодатную помощь в нравственных подвигах. Безусловно, первоначально монашество, в том числе и египетское, не имело сколько-нибудь установившейся организации, а следовательно, и определенного чина пострижения. Поэтому в древнейшей истории монашества можно усмотреть только зачатки такого чинопоследования.

Монашество в Египте сначала становится известным в форме уединенного отшельнического подвижничества. Молва о подвигах отшельников привлекала к ним внимание всех, ищущих совершеннейшей и святой жизни, желающих последовать их примеру.

Вступающим на трудный путь христианского подвижничества необходимо было руководство. Их руководителями становились те лица, подвиги которых вызывали всеобщее внимание, например, такие знаменитые подвижники, как преподобные Павел Фивейский и Антоний Великий.

Между руководителями и их учениками устанавливалась духовная связь, духовное родство, союз духовных отцов и духовных чад. Соответственно, и отношения их носили главным образом духовный характер и внешне никак не регламентировались. Аскетический опыт старшего перенимали юные подвижники; но все-таки жизнь каждого из них текла более по внушениям и побуждениям собственного сердца, глубоко убежденного в истинности начал подвижнической жизни, движимого огнем благочестивой ревности по Боге и желанием посвятить себя Его благоугождению. Вот почему первый период истории монашества не дает нам сведений об особенном, торжественном обряде принятия в число подвижников; этот обряд возможен только в общежитийном монашестве.

Следует заметить, что духовные отношения не могли совершенно исключить собой внешних отношений. Великий подвижник, в силу своего духовного авторитета, должен был принимать на себя частично и внешние начальственные права в общине подвижников, а при случае – пользоваться ими. Его власть более всего обнаруживалась при приеме нового члена в общину. Это потому, что община была обязана ему своим созданием. Но насколько несложен был прием нового подвижника в совместную жизнь, видно из следующего.

К преподобному Антонию Великому пришел Павел Простой с целью поучиться у него подвижнической жизни. Преподобный долго испытывал твердость намерений пришедшего и, наконец, убедившись в его глубоком желании и несокрушимом решении посвятить себя служению Богу, признал его способным стать на путь подвижничества.

Из этого видно, что правила восточного монашества, переданные сверхъестественно и поддерживаемые высоким авторитетом Великого Пахомия, так или иначе легли в основу уставов всех монастырей Египта и других стран. Так, устав свт. Василия Великого составлен после его путешествия по Востоку и знакомства с правилами восточных монастырей. Устав прп. Кассиана также отражает жизнь восточных подвижников.

Под влиянием египетского развивалось и палестинское монашество. Прп. Иларион Великий (291–371), положивший там начало киновитскому монашеству, получил аскетическое воспитание у прп. Антония Великого.

В этом описании монашеского посвящения указаны все составные части чина пострижения в монашество. Здесь говорится о положении постригаемого, и о его действиях, и о действиях священника и, наконец, о присутствии при облачении других “священных мужей”, только все это представлено в форме общей схемы чина без конкретизации его содержания. Здесь нет указаний на определенную молитву или ряд молитв; говорится только о молитвословии вообще, как необходимой составной части чина, совершаемого иереем. Оглашение также передается в общей форме.

Восстановить древний чин пострижения в монашество в точности невозможно, так как литургические памятники не сохранились. Среди памятников, и то уже сравнительно поздних, для нас представляют интерес Евхологии, в которых содержатся молитвы, читавшиеся при пострижении в монашество. Впрочем, в них нет собственно описания чинов пострижения, поскольку их первоначальная цель – сохранить только молитвы.

Происхождение чинопоследования пострижения в рясофор

Совершенно другой состав и расположение молитв имеет чин в рукописных Евхологионах XII в. Оригинальность этого чина побуждает нас изложить его подробно.

Чинопоследование заканчивается лобзанием новопостриженного монастырской братией и обычным после этого отпустом.

Такие два “последования над новоначальными” представляет нам история XI-XII вв. Какое же влияние оказали они на дальнейшую службу этого последования? Что касается первого чина, который мы рассмотрели, то в полном и цельном своем виде он не повторяется в последующих источниках. Из него в состав современного чина вошла только одна молитва: “Господи Боже наш, достойных быти…”.

Напротив, второй чин последования пострижения в рясофор практиковался в Церкви в такой именно форме, какую представляет Евхологий, принадлежащий А. А. Дмитриевскому. Важность этого памятника очевидна, так как среди литургических памятников до XV в. нет ни одного, который содержал бы последование чина, подобного приведенному в этом Евхологии.

В рукописях XV в. этот чин называется “благословением носить рясу”. Желающий принять рясофор приходит к игумену с троекратным поклоном, просит у него разрешения на совершение чинопоследования.

Когда игумен даст разрешение, то по обычном благословении иерея начинается чинопоследование. После 50-го псалма поются тропари, гл. 1: “Объятия Отча”; “Яко впадший в разбойники и израненый”; “Слава, и ныне”; Богородичен “Село пространное непостижимаго”.

Происхождение чинопоследования пострижения в малую схиму

В литургических памятниках XIII в. встречается более обширное последование на “облачение в мантию”. Поскольку чин из источников XIII в. близок к чину, представленному в рукописях XIV в., мы сопоставили их, отмечая различия между ними.

Так как принятие в монастырь зависело, главным образом, от согласия игумена, то и пострижение, естественно, совершалось при его участии. Так было в древности, и так это сохранилось и до наших дней.

В рукописях XIII в. встречаются такие замечания: новопостриженный монах после лобзания, покрыв главу, стоит со своим восприемником – экклесиархом – возле игумена; если нет препятствий со стороны совести, он в тот же день приобщается Святых Таин; новопостриженный после пострига прислуживает в трапезе братиям в продолжение семи дней, которые служат временем его духовно-нравственного становления.

Вместе с тем, и эти чинопоследования малой схимы, хотя и представлены в более распространенной форме, не воспроизводят полностью ее древней формы. В них опущены молитвы, входящие в состав как малой, так и великой схимы, из которых первая – “Всещедрый убо Бог и Милостивый” – совершается в начале чинопоследования (после оглашения), а вторая – “Господи Боже наш, введи раба Твоего” – читается в конце его.

Прямым доказательством тому служит Типик XIV в., в котором последование пострижения дается в полной форме, весьма близкой к современному.

“После начала Литургии, – говорится в последовании, – желающий постричься стоит в рясе и верхней одежде ( χιτών ) с непокрытою головою пред св. вратами, молясь Богу об оставлении грехов. При пении антифонов на Божественной литургии, экклесиарх раздает монахам свечи; по входе поется кондак дня, затем экклесиарх с другим братом подходят к желающему принять схиму и вводят его в храм, держа его с обеих сторон. Затем при пении тропаря “Объятия Отча” принимающий монашество стоит во Святых Вратах и кланяется игумену и братии. “Что пришел еси. ” 53 и далее указывается весь порядок современного чина со всеми входящими в него обрядами и молитвами. Относительно одежд замечено, что прежде надевают камилавку, затем рясу, паллий (pallium лат.) и, наконец, мантию.

В чинах, приспособленных самостоятельному, независимому от литургии совершению, после ектении, следующей за лобзанием, совершался отпуст.

Надеваемый на монаха параман со крестом напоминает о подвиге великих подвижников христианства – о ношении вериг, о том, что он взял на себя благое иго заповедей Христовых и должен заботиться об обуздании и умерщвлении всех похотей своей плоти.

Верхнее монашеское одеяние есть паллий (от латинского слова pallium), или мантия. Эта одежда соответствует милоти – одежде из звериной шкуры, которой покрывали себя в древности пустынники в подражание Иоанну Крестителю, носившему одежду из верблюжьей шерсти.

Духовное значение клобука – непорочность и хранение чувств, смиренномудрие.

Тавеннитские монахи в жару и в холод носили полусапоги или сандалии 63 – куски толстой кожи, вырезанные по форме ступни и привязываемые к ней тонкими ремешками. Они теперь даются иноку. Духовное значение их – шествие Божественным путем и наступление на всю силу вражию.

Происхождение чинопоследования пострижения в великую схиму

Великая схима есть совершеннейшая монашеская жизнь. Великосхимник – это подвижник, олицетворяющий идеал монашества: для него доступны высшие ступени духовных подвигов и совершенства. Поэтому он находится “в предстоянии монашеского чина”. Если малая схима считается у монахов “обручением великой”, то великая схима есть именно такое состояние, в котором осуществляются духовные монашеские идеалы, то состояние, к которому собственно и направляется вся подвижническая жизнь монаха.

Можно допустить, что в древности церковное благословение преподавалось вступающему на совершеннейший путь жизни особенно, когда он оставлял для этой цели киновию и удалялся в пустыню, что можно было делать только с ведома и разрешения игумена монастыря и его благословения. Вот это благословение игумена и послужило, по-видимому, первоначальным основанием к возникновению чина пострижения в великую схиму. В общецерковную практику этот чин вошел только в начале IX в. Сравнительно позднее его происхождение доказывается сходством его общего порядка и большинства обрядов с порядком и обрядами чина малой схимы.

Приступая к изложению истории этого чинопоследования в Греческой Церкви, нужно отметить, что в своем историческом развитии чин великой схимы не претерпел таких больших изменений и не имел таких различий, какие встречаются в истории чинопоследования малой схимы.

Появление разных вариантов в чине великой схимы становится заметным начиная с XIII века.

Он сшит из кожи, в знамение смерти для мира. Это символ креста на раменах, как говорит Господь в Евангелии: “Возьми крест свой, и следуй за Мною” ( Мк. 8, 34 ).

В то время, как братия уходит из храма в диаконник и там совершает пострижение, иерей в храме продолжает прерванную литургийную молитву Трисвятаго, а диакон произносит ектению, в которой помещены прошения о новопостриженном. Затем возглас: “Яко свят еси” и Трисвятое, после которого читался прокимен, гл. 3 “Господь просвещение мое…” со стихами. Апостол к Колоссянам: “Братие, облецитеся убо якоже избраннии Божии…”. Конец его: “Поюще в сердцах ваших Господеви”. Аллилуиарий. Евангелие читается от Матфея: “Рече Господь: иже любит отца или матерь паче Мене…” и оканчивается: “Не погубит мзды своея”.

Пострижение в алтаре выражает мысль об отречении от мира и сочетании со Христом. В некоторых рукописных источниках замечено, что постригаемый подает ножницы не иерею, а игумену, а тот вручает их иерею.

Пострижение принимающего великую схиму наблюдается всей братией на всем продолжении истории великой схимы до XVI в. включительно.

По облачении диакон возглашал “Господу помолимся”, и иерей читал молитву над наклонившим голову великосхимником: “Господи Боже наш, верный в обетованиях Твоих…”. Иерей: “Мир всем”, диакон: “Главы ваша…”, и иерей: “Господи Боже, введи раба…”. Певцы в это время пели, как бы приветствуя нового схимника, тропарь, гл. 6 “Да возрадуется душа моя о Господе…” со стихами. Этим заканчивается чин. Далее братия дает лобзания схимнику в знак поздравления и христианской любви.

При пострижении схимник целует Евангелие, как бы умоляя самого Господа принять его в свои объятия, и по окончании пострига снова целует Евангелие, вознося Богу свою горячую благодарность за то, что сподобился принять великий ангельский образ.

Порядок лобзания такой. По окончании чтения священником молитв, диакон выносит из алтаря Св. Евангелие. К Евангелию подходит новый схимник, припадает к нему, целует его и становится около диакона. За схимником подходят к Евангелию братия во главе с игуменом и, поклонившись Евангелию, подходят к схимнику и лобзают его. В это время певцы поют тропарь, гл. 1 “Познаим, братие…” со стихами, после чего схимник входит в алтарь, где остается до окончания литургии.

Какое участие принимал в литургии великосхимник? В источниках XIII в. указывается, что он идет со свечей перед священнослужителями на великом входе и приобщается Святых Таин.

По окончании Божественной литургии братия с зажженными свечами шествовали вместе с новопостриженным в трапезную, причем восприемник вел его за правую руку.

При пострижении в великую схиму сохраняется тот же порядок вопросов, увещаний и молитв, что и при пострижении в малую схиму. Отличие состоит только в том, что в первом случае молитвы и увещания гораздо пространнее и сильнее, так как приспособлены к высшим духовным совершенствам монаха-схимника. Есть некоторые особенности и в облачении: вместо клобука надевают куколь, а также аналав – одеяние, подобное священнической епитрахили со крестами. В духовном смысле – это знак ношения язв Христовых.

Наконец, чинопоследование пострижения в великую схиму отличается тем, что для него положены особый канон и весьма трогательные антифоны, которые должен произносить приемлющий ее. Главная мысль канона и антифонов – скорбные воздыхания о слабостях человеческой природы, поврежденной грехом и удобопрельщаемой ко греху врагами нашего спасения, а также молитвенный вопль к Сердцеведцу Господу о ниспослании небесной помощи в устроении нашего спасения.

История чинопоследования пострижения в монашество в Русской Церкви

Русские люди приняли христианство из Греции в то время, когда богослужение в Греческой Церкви достигло высшей степени развития. Таким образом, вместе с православной верой русские приняли от греков благообразную церковную службу.

Памятники древнерусской письменности, не передавая во всей полноте чинопоследование пострижения в монашество, тем не менее позволяют составить приблизительное представление о том, как оно совершалось в первые века после принятия Русью православной веры.

В приведенной цитате речь идет, во-первых, о вратах монастырских, через которые монах вошел впервые в монастырь и, во-вторых, Вратах Святых, пред которыми он давал монашеские обеты.

Такое напоминание может свидетельствовать о существовании во времена прп. Феодосия предварительного искуса за монастырскими вратами, после которого совершалось принятие в монастырь и посвящение в монашество церковным чином. Указание же на обещание “терпети и поношения, и укорения, и изгнания”, могло даваться как наедине игумену, перед поступлением в монастырь, так и торжественно в церкви, при пострижении.

Таким образом, из поучения прп. Феодосия Печерского и жития прп. Пимена видно, что в Печерской обители совершались чины малой и великой схимы согласно Уставу иноческого пострижения. Прежде всего постриг в монашество пришедшего в обитель предварялся некоторым временем его пребывания в монастыре в качестве рясофорного монаха. Это была вторая после вступления в монастырь ступень искуса, удостоверяющего игумена и братию монастыря в склонности пришедшего к монашеству.

Из монашеских одежд в житии прп. Пимена называются только власяница, мантия и куколь, так как житие не имело целью перечислять одежды, в которые был облачен преподобный.

После пострижения схимнику вручалась возжженная свеча, с которой он должен был стоять в Церкви при богослужении. Братия приветствовала новопостриженного братским лобзанием. Если ко всему сказанному прибавить то, что пострижение в монашество сопровождалось пением, то можно сделать вывод, что это чинопоследование соответствует современным нам чинам русским и греческим.

В рукописном архиерейском Служебнике XIV в. из Софийской библиотеки 90 чинопоследование малой схимы начинается прямо с вопросов о цели прихода брата к алтарю и к “святой дружине”. За вопросами следует оглашение и ряд молитв: “Благодарим Тя, Господи Избавителю, по мнозей милости Твоей”, “Господи, Господи, сило спасения моего…” (начало такое же, как в “просхиме”).

Третью особенность представляет ектения, значительно отличающаяся по составу прошений от обычной для данного чина.

Последование малой и великой схимы в XV в. очень мало отличалось от того, как оно совершалось в XIV в. Что касается этих чинопоследований XVI в., то тут мы ограничимся указанием на их сходство и различие с греческими чинами малой и великой схимы.

Начало “последования малого образа, еже есть мантия” XVI в. очень сходно с началом чинопоследования малой схимы XVI вв. Греческой Церкви. В этом чинопоследовании так же, как в греческой практике, пострижение совершает иерей, а игумен только присутствует, ножницы из рук постригаемого принимает игумен и передает их иерею для пострижения.

В числе иноческих одежд русские рукописные Требники XVI в. называют параман, чего нет в греческих чинопоследованиях малой схимы.

Обычай при лобзании вопрошать: “Како ти есть имя” заимствован из сербского последования малой схимы.

Чинопоследование великой схимы XVI в. представляет почти дословный перевод чина пострижения в великую схиму Греческой Церкви.

Вместо “Елицы во Христа крестистеся…” перед чтением Апостола в славянских чинах поется “Святый Боже” и читаются два зачала Апостола: дневное и из послания к Колоссянам: “Братие, облецитеся убо, яко же избраннии…” ( Кол. 3, 12–16 ).

Состав и порядок современных чинов “На одеяние рясы и камилавки”, “Последование малой схимы” и “Последование великого и ангельского образа” тот же, что и в греческих Евхологионах начала XVIII в.

Происхождение чинопоследования пострижения в монашество женщин

Какой же чин пострижения практиковался в женских монастырях? Обычно монастыри использовали чин прп. Пахомия, несколько изменяя его применительно к лицам женского пола. На формирование этого чина оказал влияние и чин посвящения в девственницы. Институт девства известен в Церкви с первых времен. О девственницах упоминают Афинагор, Иустин-мученик, Минуций Феликс, Тертуллиан и др. 103

История не ищет особого чина женского пострижения: существует один общемонашеский чин, ибо “о Христе Иисусе”, для Которого и Которым только и живут подвижники и подвижницы, “несть мужеский пол ни женский” и для нравственного совершенствования и того, и другого требуются те же труды, скорби и тесноты.

Но это единственный подобный источник, ни в одном из древних литургических памятников Востока, исследованных А. Дмитриевским, ничего подобного больше не встречается. Поэтому можно думать, что этот чин не был широко распространен в Церкви и не записывался в Евхологионы.

Самый древний из чинов женского пострижения в собственном смысле этого слова сохранился в рукописях XI в. Он озаглавлен так: “Последование на пострижение монахини”. Особенностью этого чина является прежде всего, то, что он сопровождался омовением ног принимающей великую схиму, омовением, которое совершает игумения монастыря перед чином самой схимы. Вторая особенность – это присутствие в нем песнопений, обращенных непосредственно к лицу, принимающему схиму, – лицу женского пола.

Поснов М. Э. История Христианской Церкви. – Брюссель, 1964. С. 518.

Пальмов Н. Чинопоследование пострижения в монашество. – К., 1897. С. 20.

Источник