эксперименты по обучению обезьян языкам посредникам

Эксперименты по обучению человекообразных обезьян языкам-посредникам.

Алена и Беатрис Гарднеры обучали шимпанзе американскому варианту жестового языка глухонемых (ASL – American Sign Language).

Первая ученица Гарднеров, шимпанзе Уошо, появилась у них в 1966 г. В течение четырех лет она освоила 132 жестовых знака и самостоятельно научилась их комбинировать в цепочки из 2-5 слов. Первые такие комбинации касались самых жизненно важных для обезьяны вещей: “Дай сладкий” и “Подойди открой”. Позднее Гарднеры передали Уошо Р. Фаутсу для работы в Приматологическом институте в Оклахоме, а их следующий проект был связан с другой работой, в которой четыре шимпанзенка росли в лаборатории и общались с людьми, хорошо владевшими языком жестов. В этих условиях обезьяны обучались гораздо быстрее.

Дэвид и Энн Примэки приступили к работе с рожденной на воле шимпанзе Сарой в тот же год, что и Гарднеры. Они впервые разработали искусственный язык, прообразом которого, возможно, служил “жетонный язык”, используемый Вольфом. С Сарой общались с помощью набора различных по цвету, размерам, форме, текстуре кусочков пластика. Их обратная сторона была металлической, так что они могли удерживаться на магнитной доске. Каждый кусочек выполнял функцию отдельного слова.

Дуэйн Румбо и его коллеги по Йерксовскому приматологическому центру (Атланта, штат Джорджия) разработали управляемую компьютером экспериментальную программу для изучения способностей к освоению языка у двухлетней шимпанзе Ланы. Она обучилась пользоваться клавишами на панели. На каждой клавише (первоначально их было 25) имелась лексиграмма на йеркише (так называли язык, который осваивала Лана). Она сама научилась составлять “фразы” на дисплее и стирать те, в которых имелись ошибки. Если порядок слов в ее просьбе был правильным, то машина выдавала ей напитки, кусочки банана, музыку, фильмы. Однако машина оказалась бессильной, когда однажды ночью Лана попросила: “Машина пожалуйста пощекочи Лану точка”. Лана адекватно употребляла слово “нет”, когда хотела выразить протест, например, если кто-то в ее присутствии пил кока-колу, а ей это было недоступно.

Дуэйн Румбо и Эмили Сью Сэвидж-Румбо позже проводили опыты с группой обезьян в Йерксовском Приматологическом Центре штата Джорджия. В первых опытах участвовали 5 особей Pan troglodytes (Лана, Остин, Шерман, Панпанзи и Меркюри) и 5 карликовых шимпанзе-бонобо Pan paniscus (Матата, Кэнзи, Мулика, Панбаниша, Тамули). Они общались с помощью раскладной клавиатуры, с набором символов на йеркише, и это средство общения брали с собой на прогулки, укладывая в детские рюкзачки. Бонобо обнаружили настолько значительные успехи, что свою книгу о Кэнзи Сэвидж-Румбо и Левин назвали: “Кэнзи: обезьяна на грани человеческого сознания”.

Источник

25. Эксперименты по обучению человекообразных обезьян языкам-посредникам.

Дэвид и Энн Примэки приступили к работе с ронаденной на воле шимпанзе Сарой в тот же год, что и Гарднеры. Они впервые разработали искусственный язык, прообразом которого, возможно, служил «жетонный язык», используемый Вольфом. С Сарой общались с помощью набора различных по цвету, размерам, форме, текстуре кусочков пластика. Их обратная сторона была металлической, так что они могли удерживаться на магнитной доске. Каждый кусочек выполнял функцию отдельного слова. Дуэйн Румбо и его коллеги по Йерксовскому приматологическому центру (Атланта, штат Джорджия) разработали управляемую компьютером экспериментальную программу для изучения способностей к освоению языка у двухлетней шимпанзе Ланы. Она обучилась пользоваться клавишами на панели. На каждой клавише (первоначально их было 25) имелась лексиграмма на йеркише (так называли язык, который осваивала Лана). Она сама научилась составлять «фразы» на дисплее и стирать те, в которых имелись ошибки. Если порядок слов в ее просьбе был правильным, то машина выдавала ей напитки, кусочки банана, музыку, фильмы. Однако машина оказалась бессильной, когда однажды ночью Лана попросила: «Машина пожалуйста пощекочи Лану точка». Лана адекватно употребляла слово «нет», когда хотела выразить протест, например, если кто-то в ее присутствии пил кока-колу, а ей это было недоступно.

Исследователи пришли к выводу о том, что языковые символы, которые усваивают обезьяны, основаны на формировании внутренних представлений о соответствующих им предметах.

Психические основы обучения животных человеческой речи.

С точки зрения других зоопсихологов, у животных имеются всего лишь предпосылки того, что люди называют разумом, сознанием, мышлением и интеллектом. У животных поведение, умственная и психическая деятельность покоятся на врождённых, наследственно обусловленныхинстинктах, закреплённых в генетической программе на протяжении всей эволюции. Животных не следует во всём уподоблять человеку. У животных есть биологические предпосылки мышления, но не зачатки этого качества. Но если внимательно анализировать особенности психических процессов у животных, особенно у выдающихся и одарённых их представителей, то можно прийти к выводу, что животным нельзя отказать в разуме, абстрактном мышлении, наличии сознания и самосознания.

Не исключено, в таком случае, что животные, особенно наиболее талантливые, после обучения понимают смысл произносимых слое и что возможен активный диалог между человеком и животным.

Произносимые воронами и попугаями слова выражают определённые смысловые ассоциации, то есть понятия и символы, несущие значения слов и связи между ними. После длительных исследований И. С. Бериташвили пришёл к заключению, что у животных имеется четыре вида памяти:

свежая, краткосрочная, возникающая после нескольких минут восприятия объекта;

длительная, долгосрочная, проявляющаяся через много дней;

условно-рефлекторная, устанавливающаяся после выработки условного рефлекса;

эмоциональная, выражающаяся в повторном эмоциональном возбуждении.

Источник

«Грязный Джек, дай пить!»: как ученые научили обезьян говорить и что это значит для науки

Теории и практики

Практически все используемые человеком знаковые системы так или иначе восходят к языку и представляют собой его производные. Исследования психологов показывают, что язык — не только важнейший инструмент человеческого интеллекта, но и обязательное условие его формирования. В издательстве Corpus выходит книга Бориса Жукова «Введение в поведение», посвященный многолетним попыткам человека понять других живых существ. В рамках спецпроекта с премией «Просветитель» T&P публикуют главу «Когда горилла заговорила» о том, как обезьяны овладевают языком с активным словарным запасом в 600 слов.

Дети, родившиеся с нормально сформированным мозгом, но не овладевшие языком («маугли» или больные тяжелыми формами детского аутизма), обречены на глубокую умственную отсталость. Как возник этот удивительный феномен — неизвестно, но если предполагать, что он сформировался естественным путем, то есть в ходе эволюции, то, может быть, самые близкие к человеку виды способны хотя бы до степени овладеть им? Руководствуясь этой простой мыслью, ученые еще в 1920-е годы попытались обучить человекообразных обезьян речи — как с помощью обычных методов дрессировки, так и путем воспитания в человеческой семье (как, в частности, Надежда Ладыгина-Котс). Результаты этих многочисленных, продолжавшихся десятилетиями проектов были двусмысленными: обезьяны прекрасно понимали то, что говорили их воспитатели, но их собственная речь даже в самых успешных проектах не шла дальше считанных слов.

Как-то в начале 1960-х американские зоопсихологи Аллен и Беатрис Гарднеры смотрели научный фильм об одной из так и не заговоривших обезьян — шимпанзе Вики, воспитанной психологами Китом и Кэтрин Хейс. Вики выучила всего четыре слова и произносила их всякий раз с немалым трудом. Но Гарднеры заметили, что каждая такая попытка сопровождалась выразительными движениями рук обезьяны, позволявшими понять ее, даже если фильм шел без звука. И у них возникла мысль: а что, если попытаться научить шимпанзе такому человеческому языку, который не требует непосильной для них координации движений губ и языка, — жестовому языку глухонемых? Аллен предлагал провести этот эксперимент в строго контролируемых условиях лаборатории, но Беатрис настояла на том, чтобы «объект» жил и рос в окружении людей, а обучение языку было такой же органичной частью повседневной жизни, как в обычных человеческих семьях.

Беатрис Гарднер и Уошо

В 1966 году Гарднеры и их сотрудник Роджер Футс начали работать с Уошо — годовалой самкой шимпанзе, обучая ее языку, известному как ASL (American Sign Language), или амслен. К концу третьего года обучения Уошо могла изобразить 85 слов и охотно ими пользовалась. (Позднее активный словарный запас Уошо продолжал расширяться и в итоге превышал 200 слов.) Это не удивило ее воспитателей: начиная эксперимент, они ожидали, что шимпанзе выучит много знаков амслена, будет их вполне правильно применять и, может быть, даже строить из них простые фразы, но вот вопросы, отрицание или разница между фразами, отличающимися порядком слов, окажутся для нее непреодолимым барьером. Однако юная шимпанзе перемахнула этот барьер, даже не заметив, что тут была какая-то трудность. Мало того: при встрече с новыми предметами Уошо сама начала давать им двусловные имена, построенные так, как это часто делается в английском языке и еще чаще — в языках типа пиджин-инглиша. Холодильник она назвала «холод-ящик», лебедя на пруду — «вода-птица», арбуз — «пить-конфета», редиску — «еда-ай-больно». А будучи запертой в клетку и чрезвычайно этим недовольной, просигналила служителю: «Грязный Джек, дай пить!» До этого случая ее собеседники использовали слово «грязный» только в буквальном значении, но обезьяна уловила, что это слово всегда употребляется с неодобрением, — и тут же превратила его в ругательство.

Общение с «говорящими» обезьянами показывает, что они вполне способны думать о том, чего в данный момент нет

Разумеется, новые возможности использовал не только Террейс и вообще не только скептики. Почти одновременно с Гарднерами другой исследователь, Дэвид Премак, начал работу с шимпанзе Сарой. Он предложил ей разработанный им самим язык условных символов — абстрактных фигур, каждая из которых обозначала какой-то предмет, действие и т.д. (При этом фигуры не имели ни малейшего внешнего сходства с тем, что они обозначали.) Сара могла «высказываться», извлекая нужные знаки из набора и вешая их на магнитную доску. По сравнению с проектом Гарднеров проект Премака имел как преимущества, так и недостатки. В его рамках невозможно было выяснить, способны ли обезьяны сами придумать не только названия-комбинации из уже известных им знаков, но и новые знаки (амслен дает им такую возможность, и Уошо воспользовалась ею по крайней мере дважды в жизни, придумав жесты для понятий «прятки» и «нагрудник»). Кроме того, на жестовом языке можно поговорить где угодно, а на языках, подобных созданному Премаком, — только там, где есть специальная установка и набор символов. Зато работа Премака «с порога» отметала одно серьезное возражение. Дело в том, что шимпанзе выполняют жесты (как и вообще все, что они делают) довольно небрежно по человеческим меркам, и скептики утверждали, что Уошо складывает пальцы «как попало», а человек видит в этом тот жест, которого он ждет. Язык Премака исключал такую интерпретацию: отвечая экспериментатору, Сара могла выставить только тот или иной стандартный знак, а не «невнятный» или «промежуточный». То, как она это делала, не оставляло сомнений: она пользуется условными символами вполне осмысленно.

Подход Премака был развит и усовершенствован в 1980-е годы сотрудниками Йерксовского национального приматологического центра. Разработанный ими условный язык-посредник йеркиш включал многие сотни хорошо различимых абстрактных значков — уже не вырезанных из пластика, а нанесенных на клавиши специально сконструированной огромной клавиатуры и проецируемых на большой экран. Еще одно отличие работ в Йерксовском центре состояло в том, что здесь группы обезьян жили собственным автономным сообществом, а люди лишь время от времени приводили их в лабораторию для общения и работы.

Звездой Йерксовского центра стал молодой бонобо Канзи. Он выучил йеркиш, можно сказать, нечаянно: знакам учили его приемную мать Матату (у шимпанзе и бонобо приемные дети — обычное дело), а Канзи вертелся рядом — кувыркался, лез обниматься, уплетал какие-то лакомства и вообще развлекался, как мог. Убрать его из лаборатории было нельзя — разлученная с сыном Матата закатила бы истерику, и дальнейшая работа стала бы невозможной. Исследователи старались не обращать внимания на юного сорванца, пока он в момент не начал вполне осмысленно отвечать на вопросы вместо матери. После этого ученые начали работать с ним уже целенаправленно — и были вознаграждены: Канзи оказался едва ли не самым способным из всех обезьян, которых учили языкам-посредникам, его активный словарный запас составляет около 600 слов (считая только регулярно используемые), а пассивный измеряется тысячами. Матата же, кстати, так толком и не освоила язык, и позднее Канзи, а затем его сводная сестра — родная дочь Мататы Панбаниша — служили матери переводчиками.

Горилла Коко заявила своей воспитательнице Фрэнсин Паттерсон, что она, Коко, хорошая птичка и умеет летать

Впервые за всю свою историю люди смогли в полном смысле слова поговорить с существами других биологических видов. Даже если оставить в стороне философское значение этого достижения и ограничиться чисто научной его стороной, то антропоидные языковые проекты наконец-то позволили нам заглянуть непосредственно в психику животных — пусть и очень немногих. У исследователей поведения наконец-то появилась возможность обойти проблему «молчания второго субъекта», узнать то, что невозможно узнать никакими наблюдениями и экспериментами. Да, обезьяньи высказывания просты — обычно в них от двух до пяти слов, — а словарный запас небогат. Самые продвинутые активно используют 400–500 слов, хотя понимают гораздо больше (впрочем, в всего около 600 самостоятельных, несоставных слов — и это полноценный человеческий язык, на котором выходят газеты и вещают радиостанции). Да, девять десятых этих высказываний представляют собой просьбы или требования: «дай», «открой», «пойдем» и т. д., — а более содержательное попадается в них редко, как золотые крупинки в речном песке. И все же «говорящие» обезьяны оказались способны использовать слова в расширительном и переносном значении, ругаться, шутить, фантазировать, спорить, учить друг друга обретенному языку и говорить друг с другом на нем. Вот лишь несколько примеров.

Канзи. © National Geographic/Vince Musi

Канзи больно ущипнул собачонку, ожидавшую ласки (бонобо и шимпанзе вообще не любят собак). «Плохо!» — упрекают его воспитатели. «Нет, хорошо!» — насупившись, набирает на пульте Канзи. Уошо, обидевшаяся за на Роджера Футса, сигналит ему: «Роджер, поди сюда!» Футс, не думая худого, подходит, и Уошо от души отвешивает ему пинка. Другой воспитаннице Футса, шимпанзе Люси, нравилось, чтобы он ее щекотал, и она нередко просила его: «Роджер щекотать Люси!» Однажды он ответил ей: «Люси щекотать Роджер!» «Роджер щекотать Люси?» — переспросила удивленная обезьяна и, получив в ответ «Нет, Люси щекотать Роджер!», принялась его щекотать.

Тот же Футс ухитрился обучить шимпанзе Элли амслену, поясняя значение того или иного жеста не показом означаемого им предмета, а произнесением соответствующего слова (как уже говорилось, обезьяны хорошо понимают человеческую речь, хотя и не могут ее воспроизвести). Видя или прося ложку, Элли делал знак, которому его учили, произнося spoon, но не показывая никакой ложки. Горилла Коко заявляет своей воспитательнице Фрэнсин Паттерсон, что она, Коко, хорошая птичка и умеет летать. А когда Фрэнсин предложила ей показать, как она летает, Коко ответила: «Птичка понарошку, дурачусь!» — и радостно рассмеялась. В другой раз Коко, большая любительница животных, грустно сказала об умершем котенке, что «он ушел туда, откуда не возвращаются».

По сути дела, это снова возвращает нас к проблеме естественного: как соотносятся все эти впечатляющие достижения обезьян в языковых проектах, с их естественными интеллектуальными и коммуникативными процессами? В данном случае, однако, этот вопрос стоит особенно остро благодаря одному чрезвычайно интересному аспекту. Как известно, у человека способность говорить и понимать язык жестко (пожалуй, более жестко, чем какая-либо другая психическая функция) привязана к строго определенным участкам мозга. Причем правильно созреть, «сложиться» эти структуры могут только в том случае, если в период их созревания ребенок слышит (или ощущает каким-либо иным образом) человеческую речь. Если же он лет до шести не встретился ни с одним человеческим языком, он уже никогда не научится говорить — что и доказывают трагические истории реальных «маугли». Успешное освоение обезьянами языков-посредников позволяет предположить, что в их мозгу есть эти (или аналогичные) структуры и что они достаточно развиты. Чем же они были заняты с незапамятных времен и до 1966 года, когда Аллен и Беатрис Гарднеры начали работать с юной Уошо? Что стимулирует их до такой степени, что позднее они позволяют обезьянам овладеть языком-посредником?

Источник

Эксперты: результаты опытов по обучению обезьян языку неоднозначны

МОСКВА, 19 ноя — РИА Новости. Показанный в фильме «Проект Ним» эксперимент не дал результата, по которому можно было бы с уверенностью говорить, что шимпанзе можно обучить человеческому языку, считают эксперты, обсудившие языковые эксперименты с обезьянами после показа этого фильма в рамках проекта «Научный понедельник» в РИА Новости.

«Проект Ним» — научный эксперимент 1970-х годов, проведенный под руководством Герберта Терреса (Herbert Terrace) из Колумбийского университета в Нью-Йорке. Его цель заключалась в обучении обезьяны языку жестов, который используют глухие люди. Для этого шимпанзе по кличке Ним Чимпски (Nim Chimpsky) взяла в свой дом американская семья, в которой он воспитывался, как ребенок, а не как животное. Фильм показывает сложную судьбу обезьяны, использованной для такого эксперимента. По мере взросления Ним становился все более сильным и менее управляемым. Из-за этого он постоянно менял хозяев, пока его не отдали в питомник для обезьян, откуда шимпанзе попал в лабораторию по тестированию лекарств и в конце концов в заповедник, где только в последние годы своей жизни оказался в более-менее спокойной обстановке и смог жить в обществе нескольких других обезьян.

Фильм про людей

В целом эксперты сошлись во мнении, что фильм повествует не столько о научном эксперименте, сколько об отношениях людей и ответственности человека при проведении экспериментов с животными.

«Фильм в основном оказывает человеческие отношения, а о самом эксперименте, о самом языковом проекте в фильме ну как-то уж совсем мало. Например, основным вопросом Герберта Терреса было: может ли обезьяна сказать предложение. Этот вопрос так и повис», — сказала старший научный сотрудник филологического факультета МГУ Светлана Бурлак. Желающим узнать больше о научной стороне подобных экспериментов, она посоветовала книгу Зои Зориной и Анны Смирновой «О чем рассказали говорящие обезьяны».

Заведующая научно-исследовательским отделом Московского зоопарка Елена Непринцева сказала: «Я там (в фильме) не увидела никаких элементов научного проекта, потому что не было ни фиксации поведения обезьяны, ни фиксации поведения людей, что принято при проведении научных исследований». Она считает, что ценность фильма не столько научная, сколько нравственная, так как он подчеркивает ответственность человека перед животными и недопустимость содержания диких животных в домашних условиях.

Как пояснил дрессировщик Московского цирка Никулина на Цветном бульваре народный артист Азиз Аскарян, в возрасте пяти-семи лет шимпанзе становятся опасны для человека, потому что несмотря на все воспитание в них в конце концов просыпается хищник. При этом шимпанзе — очень эмоциональные животные. Если они воспитываются в семье, то когда их отдают в зоопарк, это становится для них большим стрессом и воспринимается, как предательство.

Старший научный сотрудник лаборатории зоопсихологии факультета психологии МГУ Елена Федорович считает, что приемлемого выхода для шимпанзе, использованного в такого рода эксперименте, нет. То, что Ним в конце своей жизни смог жить в одной клетке с другими шимпанзе — это максимум общения с представителями своего вида, который возможен для обезьяны, с раннего детства воспитывавшейся людьми.

Можно ли научить обезьяну говорить

Как считает Бурлак, показанный в фильме эксперимент оставляет много вопросов. Например, если взять критерий количества выученных «слов» языка жестов, можно задать вопрос: что значит выучить слово? Например, если ребенок явно понимает слово, употребляет его сам и к месту, то в такой ситуации можно с уверенностью говорить, что он его выучил.

Ситуация становится не такой однозначной, если ребенок понимает слово, но сам его не использует, или если он произнес его один раз и непонятно, было ли оно сказано с пониманием его смысла или без. Те же самые вопросы, как считает лингвист, оставляют и эксперименты, в которых представителей других видов учат говорить.

С другой стороны, сам поставленный Террасом критерий — способность обезьяны общаться при помощи предложений — она считает неоднозначным. Ним не научился говорить предложениями. Однако и люди в повседневном общении далеко не всегда их используют. Например, если один человек ест леденцы, а другой его просит: «Дай мне» — то предложением эту фразу можно считать лишь с очень большим числом оговорок.

Старший научный сотрудник Института языкознания РАН Александр Барулин считает, что для того языка жестов, которому исследователям удалось обучить Нима, почва подготовлена способностью обезьян использовать жесты в естественной среде. Некоторые из таких жестов передаются генетически, некоторые изобретаются и используются лишь в какой-то конкретной ситуации, а потом забываются, а некоторые возникают и устойчиво используются обезьянами в своей социальной группе.

Эксперт отметил, что та система жестов, которая появилась у Нима в результате обучения, выходит за рамки системы знаков, которая есть у шимпанзе в природе. Однако он пояснил, что у человека, наоборот, звуковые сигналы стоят на первом месте по значимости, и о том, как у нашего вида развивалась способность к языку, эксперименты по обучению обезьян полльзоваться жестами ничего не говорят.

По мнению Непринцевой, в фильме Ним демонстрировал обычные способности шимпанзе понимать жесты людей, то есть ничему особенному в процессе эксперимента не научился. Точно так же, по мнению эксперта, медведи обучаются выпрашивать у посетителей еду. Не потому, что они голодны, отметила она, а для развлечения. Аналогичным образом происходит и общение людей и их домашних питомцев, например, собак, которое можно наблюдать без всяких экспериментов.

Источник