какой онкоцентр лучше блохина или герцена

«И тут меня ждал разрыв шаблона!» Пациент с саркомой мягких тканей сравнивает лечение в Израиле, Германии и Онкоцентре Блохина

«Я хочу, чтобы это знали все! Чтобы меня услышали люди с онкологическим диагнозом. Я должен рассказать о своём опыте в Блохина. И мне есть с чем сравнивать, поверьте». С такими словами дверь пресс-службы открыл высокий, энергичный мужчина. Познакомились. Выслушали. Вот его история.

Руководитель крупного холдинга, 62-летний москвич Александр З. в 2018-м году оперировался по поводу катаракты. За месяц без физической нагрузки –тренажёрного зала и бассейна, мышцы заметно ослабли. Так и нащупал у себя на бедре какое-то уплотнение. МРТ-диагностика показала саркому мягких тканей. Причём, огромного объёма. Дальше рассказ Александра:

«Я так считаю – по-хорошему, выбирать надо не клинику, а врача. Друзья посоветовали профессора в одном из крупнейшем израильских онкоцентров, к нему и полетел. Дело было в феврале 2018-го. Центр гигантский – как шесть центров Блохина. Мои ощущения от израильской медицины? Сложные. Во-первых, ценообразование – спрашиваешь врача: «Сколько стоит ваша консультация?» Тот, после паузы: «Ну, 600 долларов». Спрашиваешь: «А операция?» Врач задумчиво мнёт подбородок: «16 тысяч устроит?». Всего за операцию по удалению саркомы мягких тканей левого бедра и 4 дня пребывания в одноместной палате я заплатил 18 тысяч долларов.

Я человек не бедный. И считаю, что платить за хорошую услугу – нормально. Но удивляет, что никакой кассы, никакого прайса. Причём, что самое интересное – всё это кэш, в карман врачу, они сами между собой расплачиваются.
В поликлиниках там бардак, можешь ждать приёма по многу часов. Об электронной очереди там вообще не слышали. Начинаешь испытывать стыд перед местными жителями – потому что всё внимание тебе, платному пациенту. Израильтяне, что обслуживаются по страховке, сидят в очередях с утра до поздней ночи. Палаты по шесть человек, перегороженные занавесочками. После операции дали обалденный обед ресторанного уровня. Зато потом все дни – какую-то ерунду. Костыли не дают, а они нужны, без них невозможно передвигаться. А вот как хочешь! На четвёртый день после удаления опухоли весом 0,5 кг, я был в абсолютно невыписном состоянии. Но они сказали – нет, всё, хватит. И выписали меня.

После операции мне надо было делать лучевую терапию. Вообще-то до операции, как я потом узнал, нужна была химиотерапия. Но её отчего-то в Израиле мне не предложили. Когда назвали сумму лучевой терапии – 55 тысяч долларов, я понял, что Израиль – это не моя история. Стал искать другой вариант, а работал я в то время за границей. Нашёл клинику в Мюнхене, хорошего онколога-врача. Сделали 36 сеансов лучевой – 18 тысяч евро. Чем Германия отличается от Израиля – это всё строго по прайсу, строго через кассу, тебе дают чеки. Всё чётко, без очередей. Но для иностранца – минимум обследований. Я поясню.

В Германии клиники построены по такому принципу – есть университетские клиники, куда сначала приходит молодой врач. Достигая определённого уровня, он либо остаётся в университетской клинике профессором, либо организует свою частную практику. Я делал лучевую терапию у частного врача. Всё на высоком уровне. По страховке тебе всё делают бесплатно, если ты немец. Платные пациенты в приоритете, но всё очень дорого. Обычное МРТ 2 тысячи евро. ПЭТ КТ у нас платное 60 тысяч, там от 3 до 5 тысяч евро, то есть в пересчете от 270 000 до 450 000 рублей. Сами врачи говорят – это столько не стоит. Плюс ко всему, соответственно, надо где-то жить, что-то есть, это всё выливается в приличные деньги. Поэтому врачи назначают минимум обследований. Если пациент не миллионер, конечно.

А ещё такой момент… Жёсткий тайминг. В Германии у врача есть на тебя буквально считанные минуты. Ты с ним общаешься через переводчика, задаёшь какие-то важные для тебя вопросы, он отвечает коротко и всё время смотрит на часы. Прямо-таки демонстративно, давая понять – времени на разговоры нет.

После курса лечения в Германии каждые полгода летал туда на контроль. Делал ПЭТ КТ-исследования и всё, что говорили. А в июле 2020 года нащупал уплотнение на том же месте, только чуть выше. Оказалось – рецидив. Летать нельзя, коронавирус. Надо искать врача по саркомам мягких тканей в России. Опять же нашёл через знакомых – врач в Блохина Денис Александрович Буров. Я приехал познакомиться, и тут меня ждал, что называется, разрыв шаблона!

Я 20 лет не был ни в одной российской больнице. И, честно говоря, изумился. Допустим, что мне нравилось в Израиле, – внизу кафетерий, кофе с булочкой. Это для больных очень важно. Смотрю – здесь тоже кафе на первом этаже напротив магазина. Я сначала с опаской взял какое-то блюдо… мама дорогая, так вкусно! На 6-м этаже – там, где поликлиника, столовая. Обалденная! Тоже всё очень вкусно! И доверие к этому центру у меня началось именно с этого. Затем – комфорт! Здесь только двухместные палаты со всеми удобствами. В Германии и Израиле я такого не видел.

Но главное, конечно – поразительное внимание врачей. По большому счёту, кто я им такой? Но они очень доступно, подробно отвечают на все твои вопросы. Коммуникации с врачом для пациента – чрезвычайно важная история. Кстати, я свободного говорю по-английски. Но ни один врач за границей, зная английский язык, не общается на медицинские темы с пациентом-иностранцем по-английски. Только по-немецки через переводчика. Вся переписка с Германией – на немецком. С Израилем – на иврите. Это очень затруднительно.

То количество обследований, которое я прошёл в Блохина, я не проходил нигде. Причём, бесплатно, по ОМС. Здесь меня проверили всего. Я сделал всё, о чём я только слышал. Сканирование костей скелета, МРТ, УЗИ, рентген лёгких, КТ лёгких. Саркома – такая вещь, вызывает рецидивы в лёгких, за ними надо следить. Там этого ничего не делают.

Ещё очень важный момент – в Израиле и Германии онколог занимается всем. И грудью, и предстательной железой, и теми же саркомами. Моя врач в Германии не специалист в определённой области. Меня это напрягало. Я про саркомы уже много прочитал – это очень опасное заболевание. И понял, что мне нужно найти именно специалиста по саркоме мягких тканей. А здесь именно центр компетенций по этому заболеванию! Здесь – шикарные условия, я не ожидал. Я как очень дотошный и требовательный пациент, нашёл в Онкоцентре Блохина абсолютно идеальное соотношение всех параметров в лечении онкозаболевания».

Комментарий онколога, хирурга, радиолога, научного сотрудника хирургического отделения отдела общей онкологии НИИ клинической онкологии Онкоцентра, к.м.н. Дениса Бурова:

«В соответствии с международным протоколом пациенту вначале, до операции, должна быть сделана химиотерапия. Однако, было назначено хирургическое, а не комбинированное лечение. Толком не верифицировали диагноз до начала лечения. Это необходимо, чтобы определить дальнейшую тактику лечения. В итоге это привело в дальнейшем к возникновению рецидива – вырос опухолевый узел. Если бы изначально, в срок, диагноз был верифицирован и назначено комбинированное лечение, риск рецидива был бы намного ниже.

Пациенту не дали на руки гистологические стёкла и блоки. Когда они понадобились, не смогли выслать – помешала пандемия. Нам пришлось выполнять биопсию опухоли, это отняло какое-то время. В итоге подтвердился рецидив – липосаркома мягких тканей левого бедра. Высокозлокачественная опухоль.

Мы верифицировали диагноз, подтвердили, что это рецидив опухоли, обсудили на междисциплинарном консилиуме – с хирургами, химиотерапевтами, радиологами. Определились с тактикой – на первом этапе выполнить радикальное оперативное вмешательство в объёме иссечения рецидива опухоли. В июле 2020 года оно было выполнено. На втором этапе также проведён междисциплинарный консилиум. Т.к. операция была выполнена радикально, гистология показала – в краях резекции опухоли не было. В дальнейшем с учётом гистологических данных, лучевой терапии в анамнезе, а также возраста пациента, было принято решение – поставить пациента на динамическое наблюдение. Следим за лёгкими, печенью. Так работает персонализированный подход – мы всегда учитываем индивидуальные особенности».

Источник

ЕСТЬ ПРЯМОЙ И ПРОЗРАЧНЫЙ ПУТЬ ПОПАСТЬ К НАМ НА ЛЕЧЕНИЕ

Г.С.Алексеева, профессор, заместитель генерального директора ФГБУ НМИЦР Минздрава РФ:

Галина Сергеевна, нас часто спрашивают, как попасть на прием к специалисту института Герцена или любой другой филиал ФГБУ НМИЦ радиологии и получить помощь по ОМС? Основное правило?

То есть при наличии направления с места жительства человек может рассчитывать на то, что эта консультация может быть бесплатна?

Однозначно. Эта консультация будет для него бесплатной, потому что в направлении лечащим врачом по месту жительства будет написано : нуждается в обследовании.

Но бывают случаи, когда на местах отказывают в таком направлении.
Почему и что делать в таком случае?

Думаю, причина одна: местные врачи считают, что у них в поликлинике или в региональном центре есть все необходимые условия для инструментального или лабораторного исследования и нет необходимости тратить время и деньги на дорогу, чтобы получить такую же консультацию и обследование в Москве.

То есть они должны объяснить обратившемуся, что у них есть возможность сделать тоже самое, но по месту жительства или в соседнем городе или клинике? Ну, допустим, направление получено. Человек входит к нам в институт. Его действия? Почему я спрашиваю: в последнее время развелось множество каких-то посредников, которые крутятся возле известных клиник и морочат людям голову, обещают золотые горы, а потом, оказывается, просто мошенники. Как этого избежать? Вот человек вошел в наше здание, какие его действия?

А если – нет? Не смог он его получить.
Или если человеку предлагают пройти обследование в своем городе, но он хочет получить, например, второе мнение непременно у нас?

Второе мнение он тоже может получить двумя способами. Первое: настоять в своем медицинском учреждении, чтобы его специалисты вышли на телемедицинскую связь с нашим институтом и посоветовались по поводу конкретного случая с нашими докторами. Такая консультация также проводится абсолютно бесплатно в режиме «врач-врач», далее пациенту сообщаются результаты консультации или консилиума, если на связи были несколько специалистов. Мы готовы дать такую консультацию по обращению из любого города нашей страны, который соединен с каналами телемедицинской связи (это проект Минздрава РФ), достаточно сделать заявку установленной формы, в соответствии с приказом МЗ и выйти на связь в установленное время, заслушать историю болезни и провести консилиум по конкретному случаю. Либо высказать второе мнение.
Второй способ: если пациент не может получить такую помощь, он может взять все бумаги, которые у него есть,и приехать к нам. Но в таком случае, конечно, консультация будет платной. Можно заранее узнать о ее стоимости в том же колл-центре. Все механизмы платных услуг и расценки согласованы нашим учредителем – Минздравом России.

Понятно. Вот выясняется в результате консультации, что ему нужна наша помощь. К примеру, доктор говорит, что у вас действительно есть проблема с кожей и мы можем вам помочь. Какая логистика ждет его дальше?Он возвращается к себе и добивается направления? Или?

Вероника Игоревна Скворцова в свое время очень предметно занималась вопросом сокращением сроков от момента обращения и постановки диагноза до начала лечения, есть приказ министерства. Какие там сроки?

Сейчас действует следующий норматив: от момента постановки окончательного клинического диагноза до госпитализации должно пройти не более двух недель. Это как раз прописано в порядке оказания медицинской помощи больным с онкологическими заболеваниями.
Хочу добавить, что на все локализации у нас разработаны единые стандарты оказания медицинской помощи при онкологических заболеваниях. Независимо от региона базовый набор медицинских услуг единый, и наши специалисты работают по одним и тем же протоколам, что и иностранные клиники. Международные правила лечения онкологических заболеваний едины, мы в одинаковой мере умеем все тоже самое, что и наши коллеги за рубежом, поэтому прежде, чем отправиться куда-то за помощью, внимательно почитайте сайты собственных российских, в том числе федеральных онкоцентров.

Так бывает, что когда люди что-то ищут в интернете, узнав о страшном диагнозе – им начитают звонить и предлагать: мы можем вам помочь, принять вас, хоть завтра, исследовать и пролечить у лучших специалистов. Люди,как правило, находятся в расстроенных чувствах и на все соглашаются. Их ситуацией пользуются теневые участники процесса. Как относиться к такого рода звонкам? И есть такая практика у нашего института?

Мы можем позвонить только в одном случае: если пациент записался на прием через колл-центр, тогда за день или два ему отзваниваются наши операторы и уточняют, не изменились ли у него обстоятельства, подтверждает ли он свое намерение, для того чтобы понимать, это «окошечко» освободилось или нет. Я советую не реагировать на другие звонки, с навязчивой рекламой, предложениями вылечить все быстро и без проблем. Ведь очень много, к сожалению, ловкачей, которые наживаются на чужом горе, особенно в онкологии. Пытаются где-то добыть базы этих больных, надоедают своим участием. Думаю, не стоит обращать на них внимание. Есть абсолютно прямой прозрачный путь: позвонить в наш колл-центр или обратиться в институт лично.

Источник

Помню, еще тридцать лет назад, когда приезжала в центр на Каширке, известный основоположник детской онкологии в нашей стране академик Лев Дурнов подводил меня к окну, показывал на заброшенную стройку, и с горечью говорил: на словах все поддерживают и как будто понимают, что специализированная детская онкологическая помощь абсолютно необходима в Центре, но стройка с места не двигается.

Иван Сократович! Детей, страдающих онкологическими заболеваниями, не становится меньше. Более того, мировая статистика свидетельствует об обратном. А пандемия усложнила процесс выявления этих заболеваний, лечения их, реабилитацию. В свете данной ситуации какие задачи сейчас стоят перед НИИ детской онкологии и гематологии?

Иван Стилиди: Те же, что и всегда: лечить детей, помогать семьям справиться с тяжелейшей ситуацией жизнеугрожающего заболевания у ребенка. Несмотря на то, что формально у нас нет функций национального медицинского центра в области детской онкологии, мы занимаемся не только лечебной и научной работой, внедрением новых методов лечения и диагностики. Много сил мы вкладываем в развитие такой помощи в субъектах Российской Федерации. Ведь если этого нет, то нельзя говорить о доступности помощи. Необходима системная поддержка коллег в регионах, совместные онлайн-обходы, мастер-классы, обмен кадрами.

К вам на лечение дети поступают вместе с родителями? Это всегда болезненный вопрос. Не везде есть возможность чтобы ребенок, проходящий лечение, был не один, а вместе с близким, родным, человеком.

Как попасть на лечение в федеральный онкологический центр?

Светлана Варфоломеева: Буквально накануне нашей беседы, утром, мне позвонила главный врач Волоколамской больницы и рассказала, что к ним поступила 11-летняя девочка с опухолью легкого. Это было утром, а вечером девочка уже стала пациенткой нашего центра.

Иван Стилиди: Если можно, добавлю. Мы развиваем стационарзамещающие технологии. Это когда лечение можно получить частично в федеральном центре, частично дома. Количество пациентов, получающих лечение, не ограничено числом коек в отделениях.

Владимир Георгиевич, после переезда в новые корпуса какому количеству детей вы можете помочь?

Хотите сказать, что уходит проблема лечения тех, кому требуется пересадка костного мозга? Спасают новые технологии?

Светлана Варфоломеева: В детский институт мы принимаем пациентов со всеми злокачественными новообразованиями: с лейкозами и лимфомами, опухолями центральной нервной системы, нейробластомами, ретинобластомами, нефробластомами, опухолями печени, саркомами, редкими опухолями. Госпитализируем пациентов, чьи заболевания нуждаются в сложной дифференциальной диагностике…

Владимир Поляков: Иногда для того, чтобы поставить точный диагноз, требуется выполнить сложнейшее хирургическое вмешательство.

Хирургические методы не уходят из детской онкологии, несмотря на появление современных протоколов лечения, новейших лекарства. Не боитесь остаться без работы?

Кирилл Киргизов: В новых корпусах у хирургов есть все для того, чтобы такую помощь оказывать в исключительно комфортных условиях, в операционных, оборудованных новейшей техникой. Потому у нас, на Каширке, возможны и органосохраняющие операции, некалечащая хирургия, и даже хирургическое лечение младенцев и маловесных детей.

В этом перечислении я не услышала о трансплантации костного мозга и клеточных технологиях.

Используете не только возможности центра Блохина?

В нашем разговоре о лечении детских онкозаболеваний, особенно редких опухолей, не обойтись без вопроса о применении иммунотерапии.

Иван Стилиди: У нас самый большой опыт лечения детей с нейробластомой иммунопрепаратом. Группа наших специалистов изучает редкие опухоли у детей. Мы ищем индивидуальный подход к каждому ребенку на основании молекулярного профилирования. Это уникальная работа. И ведем ее вместе с ведущими западными группами по изучению редких опухолей.

Можно говорить о том, что уходит необходимость направления ребенка с редким онкозаболеванием в зарубежную клинику?

Задам главный для меня вопрос. Вот Светлана Рафаэлевна привела пример с ребенком из Волоколамска. А ребенок из Читы, а малыш из Грозного? Вы, наверное, поняли, меня интересует доступность онкопомощи детям. В двух словах объясните, как такому ребенку попасть в ваш центр. Вот в небольшой деревне, скажем Иркутской области, у пятилетнего ребенка подозревают опухоль почки. Что дальше? Как быть родителям?

Светлана Варфоломеева: Нужно идти к педиатру по месту жительства. Педиатр направит на консультацию к детскому онкологу и гематологу. Сейчас практически во всех регионах есть такие специалисты. И они связываются с нашим центром. И мы вместе решаем вопрос о госпитализации. Таких обращений каждый год не менее 5 тысяч, 30% из них становятся пациентами нашего центра. И после выписки мы об этих детях не забываем. Они на нашем учете, они могут в любое время получить всю необходимую помощь. Отказов у нас нет.

Источник

Новый порядок направления пациентов для специализированной медицинской помощи по ОМС в федеральные медцентры. Поводов для тревоги нет, уверен наш эксперт.

Минздрав России утвердил своим приказом №1363 от 23 декабря 2020 года новый порядок направления пациентов для специализированной медицинской помощи по ОМС в федеральные медцентры. Отправной точкой стало обновление 326-ФЗ «Об ОМС». С 2021 года меняется порядок финансирования такой медпомощи. Чтобы получить направление на лечение в федеральном медцентре, пациент должен соответствовать определённым условиям. Направление в федеральную медицинскую организацию пациенту выдает лечащий врач. Он же делает выбор в пользу той или иной федеральной медицинской организации. В документе есть оговорка – врач информирует пациента о возможности выбрать место лечения среди клиник, участвующих в реализации базовой программы ОМС.

Так станет ли для наших пациентов процесс обращения за высокотехнологичной помощью в федеральные центры проще и доступней? Об этом мы говорим с заместителем директора по реализации федеральных проектов НМИЦ онкологии им.Н.Н. Блохина Тиграном Геворкяном.

– Что новый порядок направления пациентов в федеральные центры меняет в принципе?

– Изменились правила финансирования. С 2021 года такая медпомощь будет финансироваться напрямую из бюджета Федерального фонда ОМС, а не из бюджетов территориальных фондов ОМС. Также новый порядок позволяет теперь чётко расписывать критерии, обозначающие случаи, когда пациенту нужна помощь федерального центра. Это сложные случаи – лечение, которое не может быть оказано в регионе, нетипичное течение заболевания, отсутствие эффекта от проводимого лечения, высокий риск хирургического лечения в связи с осложнённым течением основного заболевания, необходимость выполнения повторных хирургических вмешательств в сложных случаях, или, к примеру, если лечение на должном уровне не может быть оказано в нужный срок.

– Раньше у пациентов возникали трудности с получением направления по форме №057/у‑04 по той простой причине, что вместе с пациентом из региона утекали деньги. Теперь, когда медпомощь в федеральном центре будет финансироваться из другого источника, получить направление станет проще?

– Да, в регионах существовала такая тенденция – сдерживать поток пациентов, оставлять их у себя. Понятно, что каждый регион хочет по-своему развиваться. Они и должны развиваться, ведь в стране реализуется федеральный проект «Борьба с онкологическими заболеваниями», который направлен на улучшение оказания медпомощи онкологическим пациентам как раз-таки в регионах. В рамках этого проекта идёт дооснащение современным медицинским оборудованием, строительство новых диспансеров, достойное лекарственное обеспечение. Но тем не менее, роль национальных центров никто не отменял, потому что по целому ряду нозологий в национальном центре можно получить медицинскую помощь, которую в регионах на сегодняшний день получить практически невозможно. Теперь финансирование будет идти по отдельному каналу, оттока имеющихся средств из субъекта РФ не будет, и мы верим, что ситуация в корне поменяется.

– Однако, пациентское сообщество волнуется – вдруг путь в федеральные центры усложнится?

– Мы работаем по новым правилам уже месяц. И на мой взгляд, пациенту, которому мы нужны, стало проще к нам попасть. Если у пациента имеется подтверждённое злокачественное новообразование и он требует консультации узкого специалиста, то никаких серьёзных ограничений новые правила не диктуют. Однако, должны быть исключены направления с неподтверждённым диагнозом, в не совсем онкологических случаях. Потому мы призываем регионы – прежде чем направлять больного, может лучше использовать ресурсы телемедицинской консультации? Это позволяет пациенту, не выезжая из региона, получить консультацию специалиста федерального центра и ехать уже с конкретным планом обследования и с конкретными задачами. При наличии показаний мы всегда открыты и сегодня видим – регионы особо и не сдерживают поток таких пациентов. Стало заметно проще работать.

– Что свидетельствует об этом упрощении?

– Стало меньше бюрократических ограничений при направлении пациентов. Стало проще их оформлять. Говорить, увеличился ли поток и насколько ощутимо он увеличился, пока рано. В конце марта мы сможем это оценить.

– В приказе упомянуто о том, что сроки ожидания медпомощи в случае направления больного в федеральный центр, могут превышать сроки, установленные программой госгарантий. Что это значит?

– Прежде чем попасть к нам, пациент проходит уровень центра амбулаторной онкологической помощи, иногда направляется в диспансер. Поэтому предполагается, что путь пациента становится немного длинней и затратит больше времени, чем оговорено программной госгарантий. И тем не менее, мы стараемся организовать так, чтобы невзирая на какие-то допущения в новом документе, пациенты получали диагностические исследования и специализированную медицинскую помощь в кратчайшие сроки. Именно в связи с этим мы призываем регионы не направлять недообследованных пациентов. Есть базовые вещи, они не требуют особых интеллектуальных усилий и высокотехнологичного оборудования – общий анализ крови, кардиограмма, спирометрия. Можно много перечислять, масса инструментальных методов диагностики, которые можно провести в регионе и пациента направить к нам уже более-менее обследованного. Чем более обследованный пациент попадает к нам, тем меньше времени уходит на выполнение этих исследований здесь. Тем самым сокращается срок госпитализации в нашей клинике. И использование телемедицинских технологий может значительно ускорить процесс и в то же время исключить те случаи, когда лечение можно было бы организовать на месте.

– Это понимают в регионах? Насколько эффективно там умеют применять этот механизм? Есть ли у них весь необходимый инструментарий для телемедицинских консультаций?

– Консультацию осуществляем мы. Задача регионов – направлять на такие консультации. У нас на сегодняшний день все 85 субъектов РФ имеют такую техническую возможность. В некоторых регионах мы видим больше активность в этом плане, а в каких-то меньше. Вообще, в этом направлении делается большая работа командой региональных внештатных специалистов-онкологов. Мы с ними активно взаимодействуем. Где реже пользуются телемедициной, мы смотрим – а всё ли там хорошо? Может, там всё хорошо и поэтому им не нужно это второе мнение? Работаем индивидуально с каждым регионом. Более того. Масса регионов, где не только одна медорганизация онкологического профиля имеет право выходить с инициативой телемедицинской консультации, а несколько клиник регионального масштаба могут напрямую направлять в федеральный центр заявку на телемедицинскую консультацию. С нашей же стороны, мы эту заявку стараемся удовлетворить, ответить на неё в кратчайшие сроки, чтобы ускорить процесс последующего принятия решений по тактике решения больных.

– Врач отправляет в федеральный медцентр данные о пациенте через Единую государственную информационную систему. Она справится с нагрузкой, это надёжный ресурс?

– ЕГСЗ имеет достаточную мощность и мы никаких рисков пока не видим.

– Если поток пациентов к нам увеличится, мы готовы его принять?

– Ресурсы онкоцентра позволяют увеличить этот поток существенно. Мы 15 февраля планируем открытие нового корпуса НИИ детской онкологии и гематологии, что позволит в первую очередь, увеличить коечную мощность для лечения детей с онкологическими заболеваниями, и в то же время у нас освобождается большая площадка, с помощью которой мы расширим поликлинический блок и целый ряд услуг, в том числе увеличим мощности и условия диагностической базы. В 2020 году она хорошо дооснастилась, как и наш операционный блок, который сейчас доукомплектован современным оборудованием в достаточном количестве. Вдобавок, мы увеличили мощность радиотерапевтической службы, это тоже сыграло ключевую роль. Так что мы можем уверенно утверждать, что онкоцентр готов принять дополнительный объём пациентов, если это необходимо. Мы ориентированы на потребность наших субъектов РФ и на желание пациентов лечиться в наших стенах, это самое важное.

– Главное, чтобы, отпустив поток пациентов из регионов в федеральные центры, законодательство не придумало какого-то лимита, который затормозит возможность получения такой помощи.

– В рамках реализации задач «86-го региона», как условно называют отдельный канал финансирования для пациентов, направляемых в федеральные центры, были внесены изменения в законодательные акты, подзаконные акты, приказы, постановления правительства, касающиеся программы госгарантий. Пока, обозревая весь этот нормативный материал, мы не видим даже намёка на то, что нас кто-то в чём-то собирается ограничить. Мы не увидели ни одной формулировки, ни одного посыла, ориентирующего нас к определению какой-то планки. Мы не ограничены ни с организационной точки зрения, ни вышестоящим руководством. И с клинической точки зрения. Как будет после, посмотрим. Но мы глубоко уверены, что подобных ограничений не будет.

– Хотелось бы, чтобы наши пациенты поскорее ощутили доступность обращения в федеральные центры за высокотехнологичной медицинской помощью в рамках ОМС. Как в сложных случаях, так и просто при желании получить второе врачебное мнение.

– Все участники цепочки должны понимать, чётко дифференцировать место и роль национального центра, регионального онкологического диспансера и нижестоящих уровней оказания медпомощи онкологических больных. Повторю – желание пациента превыше всего, оно лежит в основе определения всех этих вопросов. Мы претендуем на право считать себя высокими профессионалами, мы стремимся к идеалу, но в то же время мы открыты к критике. Поэтому, если есть несогласие в чём-то, если есть вопросы – наш центр открыт. Это основной девиз нашего руководителя. Слышать критику, настраивать обратную связь как с коллегами из регионов, так и с пациентским сообществом. Резюмирую – сейчас, с изменившимся порядком направления к нам пациентов, мы видим их настороженность, но на текущий момент поводов для тревоги нет. В ближайшей перспективе у нас всё достаточно оптимистично.

Источник