психотерапевт какое образование должно быть
ЗдоровьеКак выбрать психотерапевта,
когда вы готовы обратиться
за помощью
На что обращать внимание, чтобы не разочароваться
Текст: Екатерина Сигитова
ПОХОД К ПСИХОТЕРАТЕВТУ многие до сих пор переживают как серьёзное преодоление, практически революцию. В американских фильмах герои ходят к психотерапевтам как на работу, в России записаться на приём — переломное событие, на которое отваживаются далеко не все. И зря, ведь состояния вроде той же депрессии — это не каприз, с которым надо справляться самостоятельно, а заболевание, которое можно лечить. Выбрать хорошего врача вообще непросто, а найти подходящего психотерапевта сложнее вдвойне. Рынок ещё не сформировался — большой риск наткнуться на шарлатанов или просто некомпетентных людей. Издержки неверного выбора очень велики: пациент получит психологическую травму, с трудом будет принимать даже квалифицированную помощь в будущем. Мы попросили Екатерину Сигитову, психиатра и психотерапевта, рассказать, как избежать ошибок.
Какое должно быть образование у психотерапевта?
Хороший психотерапевт должен отвечать набору обязательных критериев — обладать своего рода «минимальной комплектацией», пакетом гарантий, необходимых, чтобы исцеляющий процесс вообще начался. В странах с жёстким законодательством терапевтов, которые не смогли пройти эти процедуры, отсеивают или дополнительно обучают, чтобы они со временем «доросли» до стандарта.
У психотерапевта должно быть образование по собственно психотерапии или психологическому консультированию. Международный уровень подразумевает не менее трёх-четырёх лет обучения. Это образование может быть получено с нуля или дополнительно к высшему: психологическому, медицинскому, любому другому. Важно, что само по себе высшее образование и даже специализация в психиатрии не дают возможности работать психотерапевтом.
Существуют определённые особенности обучения и работы психотерапевтов в России. С одной стороны, есть чёткое определение: психотерапевт, согласно законодательству Российской Федерации, это профессионал, имеющий высшее медицинское образование и две специализации (по психиатрии и психотерапии) минимум по девять месяцев. С другой стороны, в быту слово «психотерапевт» используется для обозначения всех, кто имеет какое-то отношение к работе с психикой, включая психиатров, психологов и консультантов.
Чем больше клиентов у психотерапевта — тем выше вероятность эффективной помощи
Совсем хорошо, если специалист уже вёл и ведёт клиентов — тогда вероятность, что он сможет вам помочь, повышается. Чем больше клиентов — тем выше вероятность эффективной помощи, потому что с опытом не только накапливаются знания, но и растёт количество часов супервизии и личной терапии. Если у специалиста есть сфокусированный опыт консультирования (например, работа с беременными или с жертвами абьюза), то это дополнительный плюс для тех, чья ситуация схожа.
К сожалению, законодательство, регулирующее психотерапевтические услуги, в России находится в зачаточном состоянии. Нет требований к профессиональному уровню, нет внятного этического кодекса, нет единой процедуры сертификации, нет государственного реестра специалистов. Отсутствует защищённость на уровне закона, как для клиентов, так и для самих консультантов. В результате количество крепких профессионалов, соответствующих международным стандартам, в России невелико.
Зачем психотерапевты проходят терапию?
Опыт собственной личной терапии обязателен. Для получения сертификата психотерапевта в большинстве случае достаточно 50–100 часов личной терапии, для членства в ассоциациях психотерапевтов — от 200 часов. Это необходимый минимум для того, чтобы собственные проблемы терапевта не были неосознанно привнесены в работу с клиентом. Ещё личная терапия важна в контексте устойчивости профессионала, его безопасности для клиентов и для себя, соблюдения этики и законов. Чем больше часов терапии, тем меньше вероятность неэтичного поведения и злоупотребления свой властью. Многие психотерапевты продолжают личную терапию по много лет.
Другой важный критерий — супервизия, в ходе которой профессионал совместно с более опытным психотерапевтом разбирает работу с клиентами, осмысливает используемые методы, обменивается опытом, понимает, как исправить ошибки. Супервизия обязательна для всех без исключения практикующих психотерапевтов, как начинающих, так и опытных. Для сертификации достаточно 40–50 часов, но хорошо, если есть 100 часов и более, а для членства в ассоциациях терапевтов требуется от 200 часов супервизии.
Личная терапия нужна, чтобы собственные проблемы не были неосознанно привнесены в работу с клиентом
Супервизор — это внешний наблюдатель, и вот для чего он нужен. Любая фраза или вопрос, произнесённые психотерапевтом на сессии, могут исходить из его личного опыта и личной «картинки»; конечно, они могут оказаться уместны и адекватны опыту клиента и его целям. Но так бывает не всегда, вероятность совпадения — не 100 %. Это не страшно и не всегда приводит к какому-то ущербу, но психотерапевту трудно это увидеть, осознать, находясь внутри ситуации. Поэтому супервизор отлавливает такие «спорные» моменты в сессиях и обсуждает их с терапевтом. Ещё он оценивает, насколько работа соответствует принципам — в том числе этическим — психотерапии. В некоторых странах супервизор отвечает своей лицензией за безопасность клиентов того терапевта, которого он ведёт.
Какие этические принципы он должен соблюдать?
Соблюдение этических принципов психотерапии означает, что специалист не выходит за рамки своей компетенции, открыто и честно рассказывает о себе и методах работы, обеспечивает конфиденциальность и безопасность пациентов, соблюдает законы. Этичность психотерапевта — главное, что подтверждает безопасность взаимодействия с ним. Если с этикой всё в порядке, то вы получите всю нужную информацию, чтобы принять решение о том, становиться ли клиентом.
Что ещё не помешает?
Остальное — бонусы, и их отсутствие не влияет на качество, эффективность и безопасность работы. Однако, если они есть, это может добавить очков выбранному специалисту. Например, учёная степень кандидата или доктора наук; правда, она не всегда означает практическую пользу в работе с клиентами, если речь идёт о науке в чистом виде. Чтобы точно узнать, поинтересуйтесь темой работы — профессионалы, чьи диссертации ориентированы на практику, с удовольствием о них упомянут. Например, я открыто говорю пациентам, что моя докторская посвящена биполярному расстройству.
Сертификаты семинаров и конференций показывают, что специалист постоянно изучает новые методы и подходы — а значит, он в курсе свежих исследований, постоянно совершенствуется и общается с коллегами. Учтите, что не у всех есть фактическая возможность куда-то регулярно выезжать — так что, если ваш специалист этого не делает, это ещё не говорит плохо о его компетенции. Возможно, при этом он пишет статьи — имеет смысл их почитать, чтобы составить впечатление о подходе и стиле работы, поскольку личность терапевта играет не последнюю роль в лечении.
Личность терапевта играет
не последнюю роль
в лечении
Дополнительное образование по другим направлениям психотерапии — несомненный плюс, позволяющий комбинировать методы и техники. Но образование тоже требует серьёзных инвестиций времени и финансов, и не у всех психотерапевтов есть такие возможности. Членство в ассоциациях или работа в психотерапевтических центрах — важный пункт, означающий признание специалиста профессиональным сообществом. Психотерапевты, состоящие в ассоциациях и работающие в известных центрах и консультационных студиях, как бы прошли «фильтр» из своих коллег. Если психотерапевта избегают коллеги или он сам их избегает — это может быть тревожным знаком.
А если психотерапевт начинающий?
Каждый опытный профессионал был когда-то студентом, и у каждого были самые первые клиенты. Многие люди не хотят обращаться к начинающим и, разумеется, имеют на это право, потому что у такой работы есть свои минусы. Главный — это небольшой опыт или отсутствие опыта. Такой психотерапевт, безусловно, способен работать и помогать, потому что он этому обучился, но определённые ограничения и трудности у него всё равно будут. Ещё один минус — о нём едва ли получится найти информацию. У него ещё нет репутации, рекомендаций и отзывов клиентов, признания коллег. Неизвестно, как он соблюдает этику и как относится к чему-то, что важно лично вам.
Но плюсы психотерапии у начинающего специалиста или студента тоже существенны. Прежде всего это низкая стоимость или даже бесплатная работа, что важно тем, кто не может выделить большой бюджет на опытного консультанта. Второй плюс — это, как ни странно, безопасность: начинающие часто работают очень осторожно и деликатно, аккуратно проходят супервизию и личную терапию, не используют провокативные методы. Третий плюс — большая личная вовлечённость: начинающие искренне инвестируют себя в процесс работы, стараются выложиться.
Иногда для того, чтобы получить все эти плюсы, можно принять некоторые риски. Более того, многие профессионалы с многолетней успешной практикой не соответствуют абсолютно всем приведённым выше критериям или международным стандартам. Возможно, имеет смысл смягчить отбор, ведь лучше получить помощь, чем не получать её вообще из-за того, что пришлось отсеять всех «неугодных» специалистов.
Когда стоит обращаться только к опытным психотерапевтам?
Помните, что вы заслуживаете заботы и бережного отношения. Вы имеете право спрашивать о том, что вам важно, и выбирать психотерапевта, исходя из полученных ответов. Быть придирчивым и разборчивым не стыдно, у профессионала дотошный клиент не вызывает агрессии или гнева. На вдумчивые вопросы отвечать приятно, ведь серьёзный подход к выбору консультанта, которому можно будет довериться, означает серьёзность и в самом процессе работы. Главное, что врачи и пациенты находятся на равной позиции — и обе стороны могут свободно выбирать.
«В психиатрической больнице я получаю МРОТ»: сколько зарабатывает клинический психолог
В Барнауле
Героиня этого выпуска работает в психиатрической больнице в Барнауле. Она рассказала, чем клинический психолог отличается от обычного, почему в психологии важен научный подход, что ей помогает не допускать выгорания и как оставаться в профессии, когда зарплаты в твоем регионе не всегда превышают МРОТ.
Это история читателя из Сообщества Т—Ж. Редакция задала наводящие вопросы, бережно отредактировала и оформила по стандартам журнала.
Выбор профессии
На клинической психологии дольше учатся и проходят практику в медучреждениях. Будущий клинический психолог изучает, как устроены механизмы не только здоровой психики, но и в условиях заболевания — соматического, психического. Он может работать и с условной нормой, и с патологией. И в отличие от обычного психолога клинический имеет право работать в медучреждениях: как в психиатрических больницах, так и в роддоме, кардиологии, нейрохирургии, травматологии, онкологии и других. Он может — но только в бригаде с врачом — проводить психокоррекцию людям с психиатрическими диагнозами. Обычный психолог не имеет навыков для такой работы. Но может пройти повышение квалификации до клинического. Главное — выбрать достойное учреждение, где обязательно должна быть практика в полевых условиях.
В общем, я грезила поступить на клиническую психологию. В одиннадцатом классе успешно сдала экзамены, чтобы пройти на бюджет, — у семьи не было лишних денег на мое обучение тогда.
За пять с половиной лет учебы было всякое: бывало трудно, бывало неинтересно, приходилось силой воли заставлять себя читать классиков психологии, а однажды я разочаровалась в профессии. Точно не помню причину, но что-то было связано с организацией самого учебного процесса.
А потом у меня как будто открылось второе дыхание. Как раз в тот момент у нас была патопсихология — мой любимый предмет. Это наука о психологических механизмах, которые лежат в основе психических расстройств или сопутствуют их развитию. На парах и практике мы изучали, как отличается деятельность, мышление и другие психические функции при разных диагнозах.
Вообще, из того, что мы проходили, все пригодилось в работе. Благодаря вузу у меня сформировалось научное мышление, поэтому в своей практике я использую только доказательные и апробированные методы работы. Еще в университете нам прививали равное отношение к пациентам и учили вести беседу с учетом их состояний.
Через некоторое время я вместе с молодым человеком улетела в Корею — ему предложили командировку. Я работала там корпоративным психологом: помогала адаптироваться нашим соотечественникам и занималась документами. Спустя примерно пять месяцев я прилетела на каникулы домой, в Барнаул, и осталась из-за пандемии коронавирусной инфекции.
Место работы
В августе 2020 года я пошла на собеседование в психиатрическую больницу — там не хватало кадров. Меня спросили про опыт, с кем больше предпочитаю работать, и приняли. Сейчас работаю в женском отделении.
К сожалению, я не могу сказать, что руководство ценит сотрудников. В любой больнице есть доктора, которые постоянно познают разные грани своей профессии, проявляют понимание и заботу, умеют сотрудничать с коллегами-психологами. Но до сих пор можно столкнуться с таким явлением, как врачебный снобизм — когда врач не воспринимает всерьез работу психолога, ведь тот не врач. Такие специалисты не готовы сотрудничать, считают, что все нововведения лишние, останавливаются в своем профессиональном развитии и ведут себя крайне высокомерно. Как-то один человек из администрации больницы выразился про новый выпуск медицинских психологов примерно так:
Коллектив в нашей работе очень важен. Поговорить с коллегами за чашкой чая — хороший способ предупредить выгорание. Во Владивостоке мне с этим повезло: всегда была помощь, поддержка, взаимовыручка и много юмора. Разговоры и шутки на отвлеченные темы помогали переводить фокус внимания с работы и немного отдыхать. Сейчас у нас нет такой слаженной команды, к сожалению. Мои коллеги-психологи из других отделений поувольнялись.
Начальство недовольно увольнениями, хотя на нашу зарплату многие не могут даже квартиру оплачивать. Мое ощущение: мы просто, как переработанный материал, уходим после того, как изрядно отработаем, в другие сферы. Чаще — в частную практику или частные клиники, где клиенты более ответственны и платят деньги. Они приходят сами, значит, готовы работать для выздоровления.
Если психологу не хватает навыков абстрагироваться, переводить фокус внимания с чувств пациента на другие аспекты, у него, возможно, будут проблемы. Но сильно развитая эмпатия, сочувствие и сострадание сами по себе уж точно не могут помешать работе или довести до выгорания. Наша работа требует уважения к людям, поэтому альтруизм и эмпатия для нас важны.
Суть профессии
Работа с людьми, имеющими психиатрические диагнозы, — очень ответственная и сложная, но интересная.
Например, иногда у нас бывают личности с гистрионными, то есть истероидными, чертами. Они ведут себя демонстративно, выдают яркие реакции на незначительные ситуации, у них низкий уровень эмпатии. Из-за особенностей своего жизненного опыта, детства, психологических черт им трудно определить, что с ними происходит. Они хотят это исправить, но не знают, с чего начать, что надо делать. Это характерно для многих людей, столкнувшихся с проблемами или психологическими трудностями.
Мы, психологи, обязательно помогаем сформировать запрос и осуществимые цели. Мы знаем законы, по которым функционирует психика, и разные психологические механизмы и конструкты. И когда что-то в жизнедеятельности человека ломается, мы помогаем найти эту шестеренку и починить ее.
Например, человеку стало сложно концентрироваться, он не может усваивать информацию во время учебы. При беседе и диагностике мы определяем, что у него истощаемость, значит, будем делать упражнения на функции внимания. Или человек все учит и запоминает, но, допустим, у доски стоит и молчит, а выясняется, что он не может регулировать свою тревогу, она его настолько дезорганизует, что у доски он все забывает. Тогда мы начинаем работать с тревогой.
Клиническому психологу нужно уметь видеть в пациенте в первую очередь самостоятельную личность и не пытаться решить проблемы за него. Вы не адвокат или инструктор.
Очень часто люди в больнице начинают себя чувствовать лучше, потому что им помогают медикаменты. Но после выписки они попадают в прежние условия и сталкиваются с теми же проблемами. Тут на помощь приходят занятия с психологом. Препараты назначает только врач — психиатр или психотерапевт. Психологи не имеют права даже прописывать БАДы и витамины. Наша задача — дать человеку психологические инструменты и научить применять их на практике, чтобы он смог справляться с проблемами без рецидивов и получать удовольствие от жизни.
Но психология — это наука, а не болтовня. Конечно, есть много проходимцев, кто занимается энергопрактиками, астропсихологией и прочим. Даже в психосоматику залезли и там «наследили», пичкают массы какой-то магией, что вообще не отражает суть психологии. Это все подмена понятий. Скажем, термин «душа» в нашей работе не используется — для кого-то это кажется невыносимо грубым, но это так. Мы уважаем человека, его эмоции, стремления, победы и поражения, признаем уникальность каждого, но не используем такие эфемерные понятия. Мы работаем с психикой.
Деятельность клинических психологов близка к работе медиков: любое действие должно быть подчинено какой-то цели и опираться на факты.
Психология выдвигает гипотезы и только экспериментально доказывает их или отвергает. Все психологи разные, со своим подходом к работе, но каждый специалист должен знать теорию, применять только доказательные методы и соблюдать этику. К примеру, брать подарки и деньги от пациентов — это нарушение этики.
Многие говорят про нашу профессию, мол, что тут сложного. Но нам для работы нужен большой объем знаний — как теоретических, так и практических. У нас есть ответственность за пациентов, и для каждого мы пишем свою программу занятий.
Я работаю в когнитивно-поведенческом подходе. В самом начале работы мы проводим анализ событий, мыслей и чувств, используем техники майндфулнес, то есть выполняем упражнения по концентрации внимания. Пациент начинает анализировать «эмоциональное цунами», что с ним случается в трудные минуты, и осознает, что мысли — это только мысли, что испытывать чувства нормально. Это уже дает ему небольшое облегчение.
Каждый специалист сталкивается на работе со своими трудностями. Для меня труднее всего не критиковать себя, если психокоррекция идет слишком медленно или вообще не идет. В таких ситуациях я прямо говорю, что нужно искать другого специалиста, работающего в более комфортном для клиента подходе.
Рабочий день
Рабочий день начинается с раппорта: весь персонал слушает, как провели вчерашний день наши пациенты.
Затем я работаю в своем кабинете. До 10—11 часов разбираюсь с документацией, пишу заключения, делаю стимульный материал — это, например, карточки, тексты, рассказы с пропуском слов для наших пациентов. На это уходит от одного до четырех часов в день.
Потом я работаю с пациентами — индивидуально или в группах. После обхода врачи могут сказать, кого нужно взять на диагностику или психокоррекцию. И я иду либо за теми, с кем мы уже занимались, либо беру новеньких. Когда начинаю работать с новыми пациентами, я собираю анамнез, задаю вопросы, выстраиваю доверительные отношения, объясняю особенности их диагнозов или состояний. В день у меня бывает не меньше трех пациентов. С каждым занимаемся час-полтора.
На обед отведено полчаса. У нас нет столовой, поэтому еду приношу с собой.
Если появляется свободное время, то я обычно заполняю его изучением профессиональной литературы или готовлю материалы для терапии.
Я стараюсь не задерживаться на работе и укладываться в режим дня, потому что за сверхурочную работу мне не доплатят, проверено.
До дома я добираюсь спокойно, но с двумя пересадками. Не было такого, чтобы я на работе на кого-то срывалась, но после работы могу быть нервной и отказываться от бытовых дел. Если устала, прошу оставить меня одну, родные меня понимают, никто не давит.
Чтобы отвлечься, у меня есть йога, прогулки, время с любимой собакой, книги, фильмы, сериалы — все как у людей. Все чаще вспоминаю про рисование, оно помогает отключать мозг. На работе мне нужно усвоить столько информации, что вечером бывает потребность немного «деграднуть» — тогда смотрю «Симпсонов» или «Что было дальше».
Случай
Иногда наши пациенты совершают мелкие «пакости», из-за которых очень злятся родственники других пациентов. Например, одна пациентка воровала у других вставные челюсти и персонал потом долго не мог найти, где чьи.
Подработки
Я беру подработки, но их не так легко найти в нашем крае. Обычно они связаны с моей основной работой. Например, сейчас я работаю с документами и редактирую материалы о психологии, чтобы там не было псевдонаучной или стигматизирующей информации.
Доходы и расходы
Но за год такого интенсива можно просто сгореть, как спичка.
Думаю, эта проблема обширная и касается зарплат всех медработников в крае. Учитывая их уровень, я считаю, что 20 000 Р за работу в одном отделении — это уже достойный доход. Если бы оплату труда медицинского психолога у нас в регионе пересмотрели, то мой заработок оправдывал бы затраченные энергоресурсы. Это банально, но зарплата — уже хороший способ предотвратить выгорание и, конечно, решающий стимул.
За бытовые нужды рассчитывается мой муж — я не могу покрыть даже аренду квартиры. Конечно, с такой зарплатой во многом приходится себя ущемлять. Я отслеживаю наиболее выгодные цены через приложения, если есть возможность, хожу пешком, редко покупаю себе книги, а на вебинары и курсы коплю.
Финансовая цель
Я учусь финансовой грамотности, чтобы увеличить свой достаток и не ущемлять себя в простых вещах. Пока что читаю Тинькофф-журнал и книгу «для чайников» о том, как зарабатывать на акциях, планирую еще слушать подкасты и начать применять знания на практике. Хотела бы увеличить доход до 50 000 Р в месяц путем плавного перехода к частной практике.
Мне придется долго копить на повышение квалификации и дополнительное обучение, но это очень важно в моей профессии. Вообще, организация может покрывать обучение своего специалиста, но у нас не хотят тратить на это ресурсы.
Будущее
Я мечтаю отучиться на судебного психолога и нейропсихолога. Эти предметы мы изучали еще в университете, но этого мало для практики. Повышать квалификацию можно всегда, было бы желание: хочешь расширять свои знания и сферу работы — учись и работай.
Роста внутри больницы точно не будет, поэтому для развития нужен переход в другое учреждение и частная практика, тут главное — решиться. Ну и стоит набраться опыта перед тем, как выходить в свободное плавание.
Профессии. Читатели делятся профессиональным опытом.
Нужно ли иметь психологическое образование, чтобы работать психотерапевтом?
Сегодня в России психолог может заниматься психотерапией без образования врача-терапевта, а психотерапевт — иметь практику без высшего психологического. Где и чему учатся специалисты в России и так ли это важно для клиента, психолог Анастасия Галашина обсудила с коллегами Наталией Казанской, Вячеславом Москвичевым и Юрием Лапшиным.
* В статье не затрагиваются вопросы психиатрии, поскольку тут все однозначно: психиатр обязательно должен иметь медицинское образование.
Какое образование может быть у психологов и психотерапевтов?
Психологи — это специалисты с высшим психологическим образованием. Они могут заниматься наукой, преподавать или оказывать психологические консультации.
Врач-психотерапевт — это человек с медицинским образованием. Он может применять как собственно психотерапию, так и назначать медикаментозное лечение.
Специалисты как бы договорились жить по западной модели: работать в различных подходах (гештальт, нарративная практика, экзистенциальная терапия и так далее) и называть себя психотерапевтами или просто терапевтами, работающими в разных подходах.
Для того чтобы работать немедицинским психотерапевтом, достаточно получить образование в определенном подходе. По форме это не второе высшее образование, а, как правило, профессиональная переподготовка или магистратура.
«Когда-то у московских абитуриентов, мечтающих стать психологами, было всего два варианта — МГУ, где была сильная академическая школа, и Ленинский педагогический, — вспоминает Наталия Казанская, экзистенциальный терапевт, логотерапевт. — В начале девяностых ситуация изменилась: появилось такое количество вузов, что проверить качество образования стало невозможно. В эти же годы в Россию начали приезжать зарубежные специалисты, которые стали проводить практикоориентированные тренинги и семинары. Появились первые негосударственные программы обучения: это были в основном гештальт, психодрама и НЛП. Потом стали появляться и другие подходы; сейчас их уже десятки».
Что значит «немедицинская психотерапия»?
В немедицинскую психотерапию, как правило, приходят двумя путями, объясняет Казанская. Первый путь долгий и требует больших вложений: высшее психологическое образование плюс дополнительное обучение какому-либо психотерапевтическому подходу. Обучение в программах постдипломного образования стоит дорого и длится в среднем два-три года.
«Не у всех выпускников вуза есть возможность и желание продолжать обучение, уже имея в руках диплом психолога, — поясняет она. — Многие начинают заниматься психологическим консультированием сразу после окончания института. Проблема в том, что в большинстве вузов упор делается на теорию, а не на практику; выпускники часто не имеют опыта работы под супервизией и начинают работать с клиентами на свой страх и риск».
Второй путь — магистратура по психологии или программа переподготовки на базе непрофильного высшего образования. Здесь можно встретить самые разные варианты: от курсов, обещающих «диплом психолога за год», до длительных международных программ, включающих наблюдение за работой преподавателей и работу под супервизией. Поскольку и то и другое называется «профессиональная переподготовка», это может вносить путаницу — слово «переподготовка» ассоциируется у многих с краткосрочными курсами.
«Речь идет о том, что можно быть экзистенциальным аналитиком, нарративным практиком, процессуальным терапевтом или логотерапевтом, имея непрофильное высшее образование», — поясняет Наталия.
Что дает высшее психологическое образование?
Главное, что дает высшее психологическое образование, — внутреннюю систему, знание о разных моделях психики и о том, что у них есть свои ограничения, объясняет Юрий Лапшин, психолог, руководитель психологической службы 57-й школы.
«Академическое образование дает возможность многомерного видения человека. Важнейшие вещи, например, история развития психологии, устройство нервной системы. Когда я учился на психфаке МГУ, у нас были хорошие курсы анатомии и физиологии ЦНС, это давало хорошее представление о биологическом субстрате психических процессов, — приводит пример эксперт. — Для меня, работающего с детьми и подростками в основном в их образовательной ситуации, очень важна оказалась психология развития. Полезным было также все, что давало опыт видения разных вариантов работы психики, в том числе курсы психиатрии и специальной психологии».
По мнению Лапшина, психотерапевт, получивший высшее психологическое образование, смотрит шире, чем тот, кто обучался внутри одного практического подхода, и понимает, что человеку может подойти и другой способ. «Тогда ты имеешь не одну хорошо разработанную модель психики в той системе, в которой проходишь обучение, а знание о многих. С академическим образованием ты видишь, что есть разные модели, все они в чем-то удачные, но не окончательные. И все они до некоторой степени противоречат друг другу, — добавляет эксперт. — Когда психолог в курсе того, какие модели бывают, какие методы существуют, тогда к своим представлениям он начинает относиться не так уж безапелляционно».
Надежнее ли обратиться к специалисту с высшим психологическим образованием?
«Многим кажется, что психологическое образование — это гарантия. Это не всегда так, если человек не получил дополнительной подготовки по какому-либо психотерапевтическому направлению, не проходит супервизии, не находится в диалоге с профессиональным сообществом, — отмечает Вячеслав Москвичев, психолог-консультант, нарративный практик, сооснователь нарративного содружества “Край”. — Но и при отсутствии психологического образования человек может быть хорошим практиком. Я знаю многих хороших психотерапевтов, у которых нет базового психологического образования. У них может быть педагогическое, философское или другое гуманитарное образование. Но главное — прохождение долгосрочных программ по психотерапии, стремление к самообразованию, опыт прохождения своей терапии, супервизии, диалог с коллегами».
Москвичев добавляет, что встречал психологов, которым, скорее, мешал взгляд с позиции «норма — не норма». «Образование и статус, к сожалению, не гарантируют безопасности. Особенно если они не принадлежат к какому-либо профессиональному сообществу, которое, помимо поддержки, может в то же время давать обратную связь об этичности действий специалиста. Но вопросами про эффективность и безопасность задаваться нужно», — резюмирует он.
А как тогда найти своего психотерапевта?
На что же ориентироваться клиентам в поиске специалиста? На репутацию, образование, опыт и, конечно, на собственные ощущения от встречи.
Выбор специалиста зависит от запроса: если известно, что у человека есть диагноз, подтвержденный психиатром (депрессивные состояния, биполярное аффективное расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство и другое), то нужен терапевт, компетентный в этой области.
Если же запросы лежат в области отношений, развития, перемен в жизни, поддержки в трудные периоды, то подойдет психотерапевт без конкретной специализации или навыков.
Если возникают доверие, симпатия, ощущение спокойствия, то есть шанс, что будет эффект. Если нет, в любой момент можно выбрать другого психолога, нет нужды оставаться с тем, кто вам не подходит. Сейчас многие психологи ведут социальные сети, даже по ним можно понять, какие ценности транслирует автор и подходит ли он клиенту.
Лапшин как сторонник классического психологического образования у терапевта советует обратить внимание, есть ли у специалиста системное психологическое образование, психотерапевтическое образование, клиентский опыт и супервизия.
Что тогда делать, если психолог навредит клиенту?
«Мы часто сталкиваемся с тем, что именитый человек с образованием и статусом начинает считать себя экспертом и может начать вредить клиентам. У нас нет никаких инструментов влияния, если этот специалист не принадлежит к какому-либо профессиональному сообществу, которое может регулировать его деятельность, — признает Москвичев. — Единственное, что в этом случае можно устроить, — это скандал в социальных сетях. Это только репутационный ущерб, хотя хайп может дать и противоположный эффект».
Эксперт считает, что важно двигаться в сторону укрепления психологических сообществ, которые осуществляют саморегуляцию. И в сторону диалогов между сообществами, которые ставят во главу угла безопасность, эффективность и защищенность терапевтов.
«Сообщество должно иметь возможность возместить ущерб клиенту и помочь терапевту больше не совершать таких ошибок», — заключает он.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Новости
На Ваш почтовый ящик отправлено сообщение, содержащее ссылку для подтверждения правильности адреса. Пожалуйста, перейдите по ссылке для завершения подписки.
Если письмо не пришло в течение 15 минут, проверьте папку «Спам». Если письмо вдруг попало в эту папку, откройте письмо, нажмите кнопку «Не спам» и перейдите по ссылке подтверждения. Если же письма нет и в папке «Спам», попробуйте подписаться ещё раз. Возможно, вы ошиблись при вводе адреса.
Исключительные права на фото- и иные материалы принадлежат авторам. Любое размещение материалов на сторонних ресурсах необходимо согласовывать с правообладателями.
По всем вопросам обращайтесь на mne@nuzhnapomosh.ru
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter
Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь»
Адрес: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405
ИНН: 9710001171
КПП: 770401001
ОГРН: 1157700014053
р/с 40703810701270000111
в ТОЧКА ПАО БАНКА «ФК ОТКРЫТИЕ»
к/с 30101810845250000999
БИК 044525999
Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» в отношении обработки персональных данных и сведения о реализуемых требованиях к защите персональных данных