какой обет дают монашки
Какие обеты дают монахи
Монашество как общественное явление появилось в IV веке, когда император Константин Великий сделал христианство государственной религией в империи. Тогда монастыри начали огораживать стенами, а монахи стали носить специальное монашеское одеяние и, что самое главное, произносить обеты.
Монашеские обеты — это обещания, обязательства перед Богом, налагаемые на себя добровольно в соответствии с постоянным устремлением человеческого духа к Богу, к теснейшему единению с Ним, к высшему умственному и нравственному усовершенствованию. Согласно им, монашествующие должны отречься от мира и строить свою земную жизнь по небесным законам, полностью вверяя и подчиняя себя Промыслу Божию и воле Божией. В святоотеческой традиции отречение от мира — это смысл, суть монашеской жизни. Она находит свое основание в Евангелии: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его (Мф. 6: 33), Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (ср.: Мф. 16: 24).
Три монашеских обета остались в целом неизменными, начиная с древнейших чинов монашеского пострига: девство, послушание и нестяжание. В них монах дает обещание Богу искоренять в своей душе главные страсти — себялюбие, сластолюбие, сребролюбие и славолюбие. Эти страсти отрывают человека от Бога, привязывают ко всему чувственному, доводят до совершенного охлаждения в сердце любви к Богу, не дают душе стремиться к Небу. Эти страсти служат источником болезней души и тела, временной и вечной смерти рода человеческого.
В этих трех обетах заключается основание и дух монашества, средоточие всей подвижнической деятельности, ими насаждаются противоположные страстям добродетели.
Девство
Понятия «целомудрие» и «безбрачие» — это не синонимы. Целомудрие понимается как целостность, неповрежденность ума, нравственная норма жизни, вообще здоровое состояние внутренней жизни. Самым существенным здесь является хранение ума от всяческих греховных помыслов и мечтаний, хранение чистоты сердца. Без этого никакие телесные подвиги не достигают искомой цели.
Целомудрие достижимо и для потерявших телесное девство или живущих в браке, если супружеская жизнь не превращается в угождение греховным похотям плоти, ибо нечистая жизнь препятствует уразумению высоких истин.
Таким образом, важнее всего состояние сердца, девство сердца.
Послушание
Второй монашеский обет — послушание, отречение от своей воли. Добродетель послушания появляется исключительно в христианской монашеской традиции. Христос, Который искал не Своей воли, но воли пославшего Его Отца (см.: Ин. 5: 30), Который смирил Себя, быв послушным даже до смерти (см.: Флп. 2: 6–8), прямо приглашает нас идти тем же путем: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16: 24).
Обет послушания заключается в том, что отныне монах добровольно лишается своей воли, без остатка передавая себя в руки духовных наставников, старших, Господа. Обет послушания направлен к подавлению одной из главных страстей — гордости житейской. Вспомним, что именно непослушание первого человека Богу стало началом отпадения его от Бога, причиной разрушения человека, катастрофы всего рода человеческого. Так как гордость в практическом отношении проявляется преимущественно в стремлении к независимости, к самостоятельному действованию, самоуправлению, не терпит подчинения другим, то противоположное гордости смирение лучше всего приобретается послушанием.
Без послушания и самоотвержения нельзя подняться по лестнице духовной жизни, это ее первые ступени. Смиренное послушание, отказ от своей воли, безграничное доверие к воле Божией, умение принимать с благодарностью и горести и радости — основа душевного мира и покоя, обязательное условие стяжания глубокой молитвы.
Нестяжание
Большинство людей независимость и уверенность в завтрашнем дне и даже само счастье отождествляют с обладанием материальными благами, пусть и небольшими: квартирой, машиной, землей, денежными вкладами в банках — желают стяжать их, накопить. По этой причине они тратят внутренний ресурс духа на постоянные переживания о земном, совершенно не заботятся о душе, о ее участи в вечности.
Противоположной этому желанию добродетелью является отказ от обладания какой бы то ни было собственностью, нестяжание. Нестяжание было неписаным законом древнего монашества, когда только по разрешению игумена разрешалось иметь что-то малозначащее в келье.
И теперь монах добровольно отказывается от материальных привязанностей, от собственности, обходится самым необходимым для жизнедеятельности, следуя совету Спасителя всем ищущим совершенства: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим (ср.: Мф. 19: 21).
Но обет нестяжания вовсе не означает, что монаху запрещено иметь какие-либо вещи в собственности. Он может иметь всё необходимое для жизни, не должен лишь иметь пристрастия к вещам, считать обладание ими чем-то важным для себя.
Нестяжание, т.е. произвольная нищета, состоит в отчуждении сердца от всего земного, в лишении всех излишеств, т.е. всего того, что в мире называют избытком и удобствами жизни. Это относится не только к вещам материальным, но также и к не материальным — карьере, общественному мнению, репутации, самоуважению и т.п. Нестяжание делает сердце монаха свободным от всех забот мирских, свободным в своем стремлении к Небу. Монах не должен бояться не только житейских превратностей, но и самой смерти. «Монах должен жить для Бога, и притом для Него одного» (святитель Григорий Богослов).
Подготовила послушница Татьяна Кладиева
Каким женщинам в старые времена и сейчас отказывают в монашестве
Иногда в жизни человека бывают ситуации, когда единственным способом избавиться от груза проблем и суеты становится уход в монастырь. Как правило, такой вариант выбирают те, кто устал от переживаний и хочет обрести тихую гавань вдалеке от шумного города. Некоторые идут в монастырь с целью обрести душевную гармонию. Женщины более склонны к таким эмоциональным решениям. Однако, ни в коем случае не стоит идти на подобные меры из-за эмоций. Лучше все хорошенько обдумать и решить, что для вас лучше. А в данном обзоре мы рассмотрим, как происходит постриг в монахини и в каком случае женщине, желающей принять монашеские обеты, могут отказать в постриге сегодня.
Что такое монашество?
Под монашеством подразумевается целый образ жизни, посвященный Богу. У священнослужителей постриг в монахи считается своеобразным крещением, которое помогает человеку переродится заново и обновить свою душу. При совершении пострига человек должен отказаться от своего земного мира и перейти в свой святой ангельский образ. Сама процедура проведения этого священного действия очень символична. Человек должен дать Богу пожизненные обеты. А Бог должен помочь ему справиться со своими душевными переживаниями.
Основные этапы
Как происходит постриг в монахини? Прежде необходимо пройти целый период испытаний. Существует три основных этапа перехода в монашество:
Трудник
Любой верующий христианин, который хочет выполнять какую-то работу в монастыре, может стать трудником. Такие люди совершенно не обязаны потом становиться монахами. Им разрешено иметь семью и заводить детей. Кроме того, они могут официально заключить трудовой договор с монастырем и даже получать заработную плату. Если трудник проживает в монастыре, он должен соблюдать устав и чтить традиции.
Кандидатки в монахини
Женщина, которая хочет стать монахиней, после поступление в монастырь считается кандидаткой в послушницы. Она проходит подготовку к постригу, знакомится с уставом и принимает окончательное решение о том, подходит ли ей такая жизнь. Длительность периода подготовки определяется для каждого человека индивидуально настоятельницей и старшими сестрами. Если после испытательного срока желание остаться в обители у женщины остается, она становится послушницей. Настоятельница должна подготовить прошение на имя архиерея. Как только будет получено благословение епархиального начальства, на сестру одевают подрясник и полуаполстольник. После этого она официально считается послушницей монастыря.
Типы пострига
В современной православной церкви выделяют три типа пострига в монахи:
Рассмотрим более подробно каждый из перечисленных выше типов.
Рясофор
При постриге в рясофор кандидатка в монахини должна не менее трех лет прожить в обители. В случае, если кандидатка страдает неизлечимым заболеванием, срок может быть уменьшен. В этом случае настоятельница может подать ходатайство о постриге раньше положенного времени. Священнодействие включает в себя чтение молитв, пострижение волос крестом, переменой или оставлением имени, отсутствием обетов и облачением в рясу. Хотя обеты во время пострига не произносятся, выступление на ионический путь считается обязательством чистого жития перед Богом. Можно считать, что рясофор – это своеобразная подготовка к монашескому постригу. Женщина после него может зваться инокиней, рясофорной послушнице или рясофорной монахиней.
Малая схима или мантия
Пострижение в мантию или малую схиму можно считать началом монашества. Именно на этом этапе кандидат дает обеты Богу. Он полностью отрекается от внешнего мира, получает новое имя и облачается в монашеские одежды. Обычно пострижение в малую схиму осуществляется после рясофора. Но на практике встречаются различные варианты. Иногда рясофор пропускают и сразу проводят малую схиму. Есть случаи, когда верующий сразу принимает великую схиму без получения предшествующих знаний. Здесь все строго индивидуально, и подбирается в зависимости от личных качеств и предрасположенностей человека.
Великая схима
Пострижение в великую схиму представляет собой очень торжественную и серьезную процедуру. Послушнику снова дается новое имя. В одеянии кандидатки появляются куколь с аналавом и великий параман. После пострижения монахиню называют схимницей. Обычно в православной церкви в великую схиму постригают тяжелобольных и престарелых людей. Совершать таинство может правящий архиерей или высшие чины духовенства с его благословения.
Особенности монашеского пострига
Пострижение в монахини считается символом послушания Богу. Это таинство официально не входит в перечень семи таинств, которые современные священники считают вторым крещением. Считается, что настоящее монашество зарождается с момента пострига в малую схиму. Данное священнодействие должно производится торжественно и занимает достаточно много времени. Начинается оно исполнение тропаря из недели о блудном сыне. Кандидатка в послушницы должна проползти на животе в длинной белой рубахе из притвора храма в его центр. Там она должна остаться лежать с распростертыми руками. Это действо должно символизировать монашество как путь плача и покаяния. После этого игумен обращается к кандидаткам с речью и подает им знак встать. Он должен задать ряд вопросов и предупредить о том, что данные ими обеты будут приняты Христом и Божьей Матерью.
Обеты
Во время пострига послушницы дают следующие обеты:
После принятия этих обетов, игумен произносит поучение о сути монашеской жизни. После этого на голову постригаемой кладется книга и читается молитва о наставлении и вразумлении. Лицо, производящее постриг, считается духовником монахини. После обетов послушница должна трижды подать ножницы игумену, которые он намеренно бросает на пол. Эта процедура символизирует добровольность пострига. После этого послушнице крестообразно стригут волосы. В этот момент она впервые слышит свое новое имя.
Кому можно, а кому нельзя постричься в монахини?
Существует ряд формальностей, о которых следует знать кандидаткам в послушницы. Прежде, чем принять обеты, необходимо решить все семейные, имущественные и юридические формальности. Женатых мужчин и замужних женщин не принимают в монашество. Если человек состоит в благополучных семейных отношениях и при этом желает уйти в монастырь, любой священнослужитель во время разговора скажет ему, что делать этого не стоит. Одиноким женщинам, имеющим несовершеннолетних детей, также лучше отложить постриг в монахини. Вести детей за собой в монастырь неправильно, поскольку монашество является исключительно добровольным выбором каждого человека. Постриг обычно разрешается женщинам только после достижения возраста 30 лет. При этом если она все-таки решает оставить миру несовершеннолетних детей, необходимо предоставить свидетельство об опеке.
Монашеские обеты
Иночество или монашество
Инок — это калька от греческого слова, означающего «одинокий, уединенный». Во всех старых словарях слова «инок» и «монах» — синонимы. Так, например, в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона читаем: «Инок — то же, что монах», собственно «одинокий» (инокини) прямой перевод греческого μοναχός.
В полном церковно-славянском словаре протоиерея Григория Дьяченко: «Инок-монах, чернец. Название имеет от того, что иначе должен вести жизнь свою от мирского поведения. Иночествовать — монашескую жизнь вести».
Ф. М. Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы» «русским иноком» называл иеросхимонаха старца Зосиму.
Действительно, изначально иноком или монахом называли человека, который жил в удалении от мира, молясь Богу. Позже эти слова стали иметь разное значение. И в современном Православии «инок» и «монах» это не одно и то же. Согласно «Положению о монастырях и монашествующих», можно уяснить разницу между этими двумя понятиями, человек, который стремится стать монахом, поработав в монастыре три года или более в качестве послушника, может стать рясофорным монахом, носящим рясу. В ряде монастырей иноку в отличие от рясофорного монаха помимо пострига, облачения в рясу и камилавку дают еще и клобук (головной убор).
Таким образом, инок — это человек, стоящий на первой ступени к тому, чтобы стать монахом. Иногда иноку дают уже новое имя. Инок дает обещание пожизненно оставаться в монастыре, служа Богу, братии и людям. Однако, он еще не дает обетов, которые дает монах, а именно — сохранение целомудрия, послушания и нестяжания.
Монашеские одежды
Патерики не сообщают о постригах древних отшельников. Преподобный Ефрем Сирин, обличая нерадивых, пишет: не думайте, что туго подпоясаться и влачить за собой одежды значит уже монашествовать; можно предположить, что ключевым событием считалась торжественная церемония облечения в священные монашеские одежды: рясу (хитон, власяницу), мантию и камилавку (клобук). И животные меняют облик в соответствии со сменой своего одеяния, писал Тертуллиан, защищая свой pallium, плащ, в язычестве признак бедности и низкого происхождения, а в раннем христианстве символ принадлежности к истинной философии.
Пострижение влас
Имело место как часть обряда и пострижение влас по образу крещения, заимствованное, вероятно, от назореев: священник в Иерусалимском храме, совершая обряд очищения, состригал волосы, накапливающие, удостоверено наукой, информацию, и их сжигали, в знак отвержения греховного прошлого. В древности и у нас на Руси поступали так же, а иногда инок делал себе из состриженных волос пояс.
Степени монашества
Послушник
Монашеский подвиг начинается с послушничества. Мирянин постигает особенности иноческой жизни, берет на себя «послушание» и своим терпением и упорством, силой веры и намерения стать монахом доказывает право перехода на следующую ступень.
Рясофор
Когда духовный наставник послушника видит, что его чадо демонстрирует твердость своего намерения, он благословляет послушника стать рясофором.
Мантийный монах
Следующий этап – настоящий монашеский постриг. Человек произносит обеты, в которых полностью отрекается от мира, ему крестообразно постригают голову, и дают новое имя. Начинается новая жизнь, где собственные интересы уступают место служению Богу и людям.
Схимник
Великая схима – это полное отречение от всего мира, даже от монастырского уклада. Монах, принявший схиму, снова получает другое имя, потому что отказывается от любой прежней жизни, живет уединенно в келье или в скиту. Схимники не участвуют в работах, общих для монастыря. Их день состоит из непрестанной молитвы. Нередко схимники брали на себя обеты молчания или затвора. Подражая древним пустынникам, они берут на себя великий духовный подвиг.
Монашеские обеты
В киновиях на первых порах, по‑видимому, давали клятву верности, единый обет вообще монашества, подразумевавший все три: преподобный Антоний уже учил о послушничестве, отречении от собственности и чистоте; несколько позже Василий Великий высказывает пожелание, чтобы мужи приносили ясный обет девства, а прежде само причисление к монахам молчаливо подразумевало безбрачие. Об ученике Иоанна Мосха Софронии (VI век) уже точно известно, когда, где и кем он пострижен. Однако чин пострига в его нынешнем виде явился много позже, когда монастыри сделались многолюдны и из пустыни перенесены в города и селения.
Наречение имени
Перемена имени также имеет основание в Евангелии: Господь по праву Хозяина вселенной нарекает Симона Петром, камнем, а Зеведеевых братьев не менее говорящим званием сыновей грома; Савл (Саул – желание) преобразован в Павла (дивный, избранный); имя выражает отличительное смысловое ядро личности; верно сказал поэт: «а ну‑ка Македонца или Пушкина попробуйте назвать не Александром!». Изменение имени несомненно подразумевает изменение, преображение бытия именуемого, начало новой жизни: Антоний Великий имел откровение, что грехи его от рождения изгладил Господь, отсчет ведется с того времени когда сделался он иноком и дал обет Богу.
Выбор имени принадлежит настоятелю (настоятельнице) или совершителю пострига, однако совсем не случаен, и все знают: указание приходит с небес как знак избирательного сродства со святым, чье принимаешь имя, покровительства именно этого святого и подражания именно ему. Мать Ф., помнится, опечалилась, вызнав от игуменской келейницы планируемое ей совсем, по ее мнению, мирское имя, и вот, настоятельницу разбудила среди ночи неодолимая мысль назвать ее совершенно иначе.
Трудно согласиться с тем, что постриг не является таинством: «что чувствовал я, не поддается описанию… ночь по пострижении провел в храме в неописуемом восторге и восхищении… в душе словно музыка небесная играла… что‑то нежное‑нежное, бесконечно ласковое, теплое, необъятно любвеобильное касалось ее, и душа замирала, истаивала, утопала в объятиях Отца Небесного…».
Чин пострига
Чин пострига невыразимо прекрасен; белая власяница, непокровенная глава, носки вместо обуви символизируют наготу нищего, заслоняемую мантиями сопровождающих, предидущих два два … свечи в руках… тихое пение – и какие слова! «объятия Отча отверзти ми потщися…»; медленное движение от западных дверей к солее, прерываемое тремя падениями ниц; в некоторых монастырях не идут, а ползут, троекратно замирая простершись крестом, лицом в пол … и, наконец, царственное уверение с амвона: «Бог милосердый, яко Отец чадолюбивый, зря твое смирение и истинное покаяние, чадо, яко блудного сына приемлет тя кающегося…».
Современное сознание с трудом вмещает величественную простоту вопросоответов, церковнославянскую языковую конструкцию – кальку греческого Genetivus Absolutus: ей, Богу содействующу; постриженики, волнуясь, перевирают, путают их, особенно женщины: растрогавшись, плачут, боятся ошибиться, пугаются бросаемых ножниц – но в результате ощущение собственного недостоинства и даже ничтожества достигается вполне; что же касается смысла, он понимается много, много позже, и долго – всей последующей жизнью.
Образы, ассоциированные с воинским служением, с самого начала глубоко укоренились в лексиконе Церкви: к церковным Таинствам в раннехристианском обиходе применялось латинское слово sacramentum (солдатская присяга); язычников ранние христиане называли pagani – заимствовав у римских солдат словечко, предназначенное для штатских, способных дезертировать в минуту опасности. Предательство Иуды приравнивалось к воинской измене, а понятия «верующий» и «верный» обозначались одним и тем же словом, и по‑латыни (fidelis), и на греческом (πιστός). «Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от Кого и получаете содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение пусть остается с вами, как щит, вера как шлем, любовь как копье, терпение как полное вооружение…».
Различные украшения иереев и иерархов, даруемые римскими императорами по подобию степеней военачальников, также знаменовали непрестающую битву с врагом. Понятие militem Christi – воин Христов – стало навеки званием всякого подвижника, истинного христианина, а монашество и вовсе именуют церковным войском, гвардией духовенства, авангардом Христова воинства; братия не случайно всё чаще склоняют как собирательное, по типу гвардии, хоть и звучит неуклюже: «братия пошла на молебен». В церковнославянском более принят вариант множественного числа, например в «Требнике монашеском»: братия вси исходят в притвор… братиям же рекшим… братия поют…
Форма также отличает монахов как людей долга, поставленных на служение Богу; форма выделяет ратников, участвующих в космической войне с силами зла на стороне Бога; цель иноческого служения – битва с диаволом, которую, правда, приходится вести чаще всего на поле собственного сердца. Демобилизация не предусмотрена: постриг нельзя зачеркнуть ни женитьбой, ни переменой намерений; отказ от чести монашества сулит постыдную участь навсегда отверженного Исава.
Бегство равносильно дезертирству: обетам предшествует обещание пребыть в монастыре сем даже до последнего издыхания. Бывали и, вероятно, бывают исключения: путь у каждого свой, плюс к тому мы великие мастера усложнять его. Валаамский патерик рассказывает об иноке, который ушел из монастыря, успел в течение пяти лет жениться, похоронить жену и детей, и возвратился. Архимандрит Сергий (Бирюков, 1862 – 1925) поменял несколько обителей: начинал в Давидовой пустыни, четыре года провел в Троице‑Сергиевой Лавре, четыре года в Новом Иерусалиме, и утверждал, что перемена места действует на него благотворно, он чувствует себя бодрее и даже щи кажутся вкуснее; правда, затем сорок лет он безвыходно провел в Александро‑Невской Лавре.
Безответственность и лукавство извращают все порядки: иные понимают монашество как почетное звание, как декорированную привилегию, которой усердно домогаются, а получив, устраиваются со всеми удобствами вне обители, как в старой песне: «ах, если б нам служить на суше, а только б ленточки носить»; мир обожает этих ласковых, доступных и непременно прозорливых «батюшек» и «матушек», которые охотно принимают на совет всех желающих и выдают рецепты на все случаи с гарантией: «я помолюсь».
Обеты
Целомудрие
Святитель Амвросий Медиоланский утверждал, что истинное целомудрие возможно только у христиан, ради добровольного стремления подражать Богу; весталки и прочие языческие жрицы, связанные выгодой или принуждением, в сущности продавали временную девственность, варвары даже преследовали девство, а прочие народы совсем не знали его. В первые века девство восхваляли и превозносили, приравнивая к мученичеству, так что возникла даже необходимость отстаивать святыню брака в борьбе с манихеями. Но и тогда различали девство, παρθενία, как удел немногих, и целомудрие, σωφροσύνη, как нравственную норму для христианина, хоть и состоящего в браке.
Сам состав слова целомудрие указывает на цельность, неповрежденность, единство и вообще здоровое состояние внутренней жизни; противоположность цело‑мудрию раз‑вращенность, раз‑вороченность души, рас‑путство, т.е. шатание, блуждание по разным стезям вместо одной правильной – блуд и, как следствие, ожесточение и неспособность в душевном плюрализме и раз‑драе познавать пути Господни.
Иоанн Златоуст отчеканивает лаконично: нечистая жизнь препятствует уразумению высоких истин; о. Павел Флоренский говорит о душе, вывороченной наизнанку: внутреннее, чему надлежит быть сокровенным и тайным, оказывается вверху, как перевернутый пласт вспаханной целины, и выставляется напоказ, а мотивы поступков, так и по Фрейду, блокируются стыдом, загоняются в подсознание; отсюда испорченные помыслы и хроническая ложь: ослепшее сердце, избегая болезненной правды, всё толкует превратно, в сторону эгоизма, затрудняя доступ к покаянию
Вот то ли анекдот, то ли трагедия: одна девица, учась в институте, обрела потрясающего батюшку в мужском монастыре, куда ходила молиться, и когда его перевели духовником в женскую пустынь где‑то на краю епархии, само собой, всё бросила и ринулась за ним; спустя три года, после многих увещеваний по поводу чрезмерного пристрастия к духовнику, чего она не отрицала, но и не отрекалась, её попросили покинуть обитель.
Прибыв в другой монастырь, она, не внимая резонам и утешениям, беспрестанно билась в рыданиях; когда игумения, косясь на огромный цветной портрет иеромонаха, первым делом вынутый из чемодана и поставленный у изголовья, спросила: «а иконы есть у тебя?», страдалица показала крохотный лик Спасителя, вложенный в Новый Завет, и снова залилась слезами: «я не могу без батюшки преуспевать в добродетелях!»; она искренне считала, что одно другому не мешает, даже наоборот; так страсть, если дать ей волю, омрачает, лишает радости, похищает разумение.
Сам Лествичник на вопрос как связать плоть свою отвечает: не знаю! отцы советуют, конечно, не молиться, оправдываясь долгом памяти, о бывших возлюбленных, воздерживаться от тучных снедей, избегать праздности, воспоминать о спящих во гробах, представлять червя неусыпающего, не искать приключений, шатаясь по городам и весям, ухаживать за больными, противиться похоти и не слушать беса, уверяющего, что сделать и вожделевать одно и то же и тогда уж, по апостолу, лучше жениться.
Грешит не тело, а дух, пороки сходны и тесно связаны между собою; святитель Игнатий прослеживает развитие блудной страсти от столь распространенной привычки осуждать, выдающей превозношение и гордость: из‑за упорства в пренебрежении заповедью умолкает благодать, а без нее оскудевает вера, исчезает радость, властвуют плотские ощущения, совершается падение, а за ним ненависть, ожесточение и холодное бесстрашие, предвестие погибели.
Таким образом, важнее всего состояние сердца, девство сердца, по слову святителя Филарета; сначала надо очищать сердце, ибо плоть подчиняется его изъявлению и власти, освобождать душевные силы от всякого вида зла. Неудивительно, что среди святых встречаются бывшие блудницы: осознание греха и падения взрывает весь внутренний мир, становится мощным стимулом к покаянию; замечено, те, кто с прошлым, в монастыре живут строже и внимательней.
Более того, младенческая чистота, если б можно ее сберечь, ничего не стоит, потому что естественна, не добровольна, дана даром; а невинность предстоит приобретать, наживать, завоевывать, добывать в подвиге, в борьбе выше сил; и не может душа одержать победу только собственным старанием и трудом, если не будет подкреплена Христовой помощью и
Опорой целомудрия может стать лишь единственность любви – к Богу и свободное, добровольное, сознательное избрание в спутники жизни не мужа и жены, а Христа, с верой в этот союз как живой, плодотворный и вечный; а путь к нему очень тесен, так что и двух, идущих вместе, не вмещает.
Послушание
Требовать послушания все равно что требовать незамедлительной святости; начальство, ради удобства управления, жаждет безропотного подчинения, как в армии, наказывая сотнями поклонов, раздеванием, т.е. лишением монашеской одежды, ссылкой на коровник; начальство спешит, не желая нести свой крест долготерпения и молитвы в ожидании милости Божией, располагающей насельников уразуметь и стяжать истинное послушание – по собственной разумной воле, а не из повиновения, вынужденного страхом.
Даже Лествичник, не нам чета, прославляя идеал и восхищаясь достижениями Исидора, Лаврентия, Аввакира, Македония, оценивал «жестокий, прискорбный, исповеднический» подвиг послушания в эмоционально отрицательных терминах: добровольное рабство, умерщвление души, самонасилие, кровавое понуждение; он не зря подчеркивал различие преуспеяний: и в его время совсем не многие оказывались носителями сей прекрасной добродетели, требующей, кроме героического мужества, тонкой рассудительности и осторожности.
Послушание – тело любви; не повелевающее предписание, а деятельное выражение доверия Христу, готовности к служению и жертве; отвержение воли падшего естества позволяет выйти за пределы собственного эгоизма, увидеть ближнего, принять божественный призыв полюбить брата; а тогда, если мы слышим Его, Господь увеличивает Свое присутствие в человеке; открывается возможность богопознания, приближения к Нему, чего же еще желать!
Примерно так размышлял в незапамятные времена и авва Филикс, отвечая на вопрос о причине оскудения наставников: братия только спрашивают, но того что слышат не делают; послушание, как подвиг Христов, как несомненное мученичество, привлекает воспитывающую благодать Божию; оттого не прошедший послушания не вырастает в меру старца.
Неспособность к послушанию доходит до самых, казалось бы, непринципиальных мелочей: уставщица и требует, и просит петь и читать на церковно‑славянском по правилам, как написано: святый, что, вонми, но год за годом упрямо звучит свитый, што, ванми. Благочинная указывает новенькой ее место в храме – обязательно перейдет на другое. Разнузданное своеволие, общий наш дефект, гибельность которого едва ли кто осознаёт, считают наследием эпохи тоталитаризма: подавление личности вызывает ответную протестную реакцию; действительно, многие помнят из пионерского детства: когда командуют налево, почему‑то неудержимо влечет направо.
Однако выше ли способность к послушанию в странах, избежавших наших испытаний? Беда, очевидно, в безбожной среде, исключившей из обихода все христианские нравственные нормы: какие аргументы, кроме евангельских, могут убедить ребенка слушаться маму, жену – бояться мужа, рабочего – следовать решению инженера, студента – уважать преподавателя, и всех вместе – внимать Богу… в зияющую пропасть между научением и исполнением постепенно проваливается экономика, семья, страна.
Впрочем, и с аргументами жажда свободы, обещая простор, нередко заманивает в тупик самообмана: «люди ищут свободы, чтобы делать что хочешь; но это не есть свобода, а власть греха; чтобы стать свободным, нужно прежде себя связать», – учит преподобный Силуан; приходится пробиваться к свободе сквозь терния страстей, пока накопишь силы обуздывать себя ради единственно важного.
«Только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти», предостерегает апостол, и продолжает: «но любовию служите друг другу»; т.е. подлинность свободы испытывается мерой самоотречения и ответственности. Не забудем, что именно грех преслушания совершен первым, именно он стал причиной катастрофы, началом отпадения от Бога и разрушения человека. Следовательно, воцерковление, освящение, восстановление личности никак не мыслимо без искоренения этого греха, без победы над самочинием: потому Господь и был послушлив даже до смерти.
Для монаха поступать так, как Он поступал должно быть не только необходимо, но и естественно; в Драгомирне один из учеников преподобного Паисия (Величковского), оказав своеволие, по молитве старца в назидание остальным замертво упал; это теперь послушник развязно бросает «на кухню не пойду хоть убейте», некоторые вообще ничего не делают или делают что хотят.
Считается хорошим тоном воздыхать о старцах, коих конечно же нет; одни страстно желают определенности, диктуемой кем‑то типа гуру: сколько есть, спать и молиться, чтобы безошибочно угодить Богу; другие причитают, как бы оправдываясь: раз старцев нет, то и слушаться, стало быть, некого; с чего‑то взяли, что для послушания годится только мифический муж преклонных лет, духоносный, по Василию Великому, в слове, деле и разумении.
Но уже преподобный Нил Сорский, предвидя, что такой не обрящется, учил повиноваться Богу и Божественному писанию, а не бессловесно пастись в монастыре или столь же неразумно из него удаляться; великий святой подмечал склонность руководствоваться своей плотской волей как раз у мечтателей, грезящих о полном безукоризненном повиновении.
Послушание кому бы то ни было, если оно искреннее, не по страху или выгоде, всегда есть послушание Богу. Когда преподобный Симеон начал свой доселе никому не ведомый подвиг, строгие сирийские отцы, соседи по пустыне, проверяя собрата, приказали ему сойти вниз, и он тотчас начал спускаться. Тогда вынесли вердикт: послушен, значит, не горд, не в прелести, и благословили продолжать столпничество. «Кто отсекает свою волю, тому неведомо для него самого Бог дарует Свою волю и сохраняет ее неизгладимой в сердце его, и отверзает очи разума его, чтобы он познал ее, и дает силы исполнять ее».
Разве преподобный Досифей, благодаря исключительно дару послушания всего за пять лет ставший святым, взвешивал заслуги и недостатки аввы Дорофея? на месте аввы вполне мог бы оказаться ругатель и мучитель из «Лествицы». Вот одна из сестер становится игуменией; все ее знают много лет как облупленную: на святую старицу не тянет и естественного пиетета не вызывает; как выговаривать «матушка», «вы», «благословите»? известны ситуации, когда такое назначение оборачивалось революционным напряжением и разделением. А рецепт есть, многажды испытанный: преклониться не за превосходство, а потому что так угодно Богу, поставившему ее над всеми.
Таков греческий вариант: соблюдение иерархического порядка, а русская модель, по образцу преподобного Сергия – слушаться всех, ибо Господь волен указать путь и через ребенка, и уж во всяком случае избегать своей воли. Преподобного Варсонофия Оптинского, когда приходило ему в голову всё бросить и удалиться в уединение, останавливала мысль: «посоветоваться не с кем, а сам боюсь, боюсь, как боится часовой уйти с поста – расстреляют».
Известный и по сию пору возможный феномен, когда становится легкой ноша, которую перекрестил духовник, и безопасной дорога, в которую он отправил, объясняется, может быть, не столько высоким духовным преимуществом благословляющего, сколько доверием благословляемого, ненадеянием на себя и свои силы. Один великий регент отбирал в свой хор безголосых, ничем не выдающихся, так, элементарный слух есть и ладно, и прекрасно пели: голоса‑то нет, знали они, и не мнили о себе, полагаясь лишь на регента и слушаясь беспрекословно.
Правильно искать послушания, «любить наставление», иначе так и живет в нас дух противления, строптивости, впервые выраженный в наглом сатанинском кличе: не хочу служить! Преуспевает тот, кто восприимчив к совету и примеру; мать П., находясь в путешествии, в незнакомом храме подошла на исповедь к священнику, ничем не замечательному, скорей несимпатичному, слишком лощеному и молодому, других не было. Когда она назвала, как всегда, в числе грехов уныние, батюшка разомкнул уста и вымолвил: «а вы улыбайтесь!»; она опешила, переспросила и снова услышала: «просто улыбайтесь почаще, и всё». Конкретность подкупает; начала с судорожной гримасы, но понемногу что‑то обретается, вроде меньше стала ворчать и кукситься.
Нестяжание
Тот морально устойчивый юноша, который отошел от Христа, пожалев, в стихотворении Олеси Николаевой, «расставаться с сабелькой из Эфеса, и с камзолом бархатным с алой лентой, и с пером на шляпе, и с крепким перстнем», печалился конечно не о побрякушках, а о твердой почве под ногами. Все мы независимость и уверенность в завтрашнем дне отождествляем с имением, пускай небольшим: квартира, прописка, денежки в банке; иногда роль опоры во внешнем мире играют сущие пустяки вроде фамильных золотых часов, обреченных старцем на истолчение в металлической ступе, или шерстяного коврика, приговоренного схимонахиней Ардалионой к истреблению посредством ножниц. Митрополит Филарет, проявляя озабоченность о признанной старице Марфе Герасимовне, обитающей в Хотьковском монастыре, поручал архимандриту Антонию избавить ее от стяжаний. Святитель Григорий Палама замечает: стяжаний вожделевают отнюдь не от бедности; напротив, чувство бедности возникает от ненасытности; сама же страсть от безумия; разве не безумен не верующий в Божественное промышление и опирающийся надеждой своей на богатство.
Апостол недаром видит в сребролюбии корень всех зол; с того самого приятного для глаз и вожделенного райского фрукта, сорванного без необходимости, не от голода или другой природной потребности, а из тщеславия, сладострастия и любопытства, растет и укрепляется неукротимый навык присвоить, поглотить, прибрать к рукам. Диавол, хорошо зная эту слабость, пытался использовать ее, искушая Человека Христа: все три сатанинские предложения сулят обладание: насущным хлебом, законами природы и всеми царствами земли.
В отступничестве от Бога человечество настолько продвинулось по пути благоденствия и прогресса, что большинству людей алчность, накопительство, корысть сегодня кажутся естественным, нормальным, единственно приемлемым способом существования; протестантизм возвел на степень идеала добропорядочного буржуа, считающего приумножение капитала весьма почтенной целью и едва ли не гражданским долгом.
Если оставить болезнь без внимания, считая маловажной, она, закравшись в сердце, бывает гибельнее всех; ужасающий факт: после реформы 1861 года многие русские афониты – до двадцати человек из одного монастыря! – соблазнившись земельными наделами, возвратились в свои деревни и пахали как простые мужики. Неспокойный иеромонах Д., взятый из обители на приход, купив дом с садом‑огородом, умиротворяется и на глазах оживает, вдохновленный мощным стимулом под названием частная собственность; она покоряет, тянет, завлекает; «еду мимо освещенных окон, таких теплых и уютных с виду, и щемит сердце: этого у меня не будет никогда».
Но вот Исаак Сирин предлагает прежде осмыслить понятие; мир есть имя собирательное, обнимающее собою страсти: желание богатства, телесное наслаждение, желание чести, желание начальства, желание власти, желание славы, желание нравиться, страх за тело. Кто посмеет утверждать, что мир в нем умер? Роскошь монастырского убранства в виде дубовых гарнитуров, необъятных кожаных диванов, натуральных ковров, мраморных лестниц обыкновенно оправдывают тем что не прилагают сердца, но тогда зачем? приличие, престиж, удобство – категории для нас не подходящие.
Далее, телесное наслаждение компенсируется блаженством чрева; монастырская трапеза славится непревзойденным искусством обойти любые ограничения устава, чтобы утешиться едой, приготовленной даже без масла; монах вообще способен извлечь столько удовольствия из куска ржаного хлеба с солью, что и не снилось самому изобретательному гурману с его устрицами и, как их там, лобстерами.
А страх за тело! монастыри изводят немереные средства на платные клиники, врачей, приборы и лекарства: стыдно и недостойно инока руководствоваться пошлейшим американским заклинанием «береги себя», популярным теперь и у нас, однако, усомнившись в надеждах на медицину, рискуешь прослыть бесчеловечным еретиком.
Стяжанием является всё что имеет общение с душой, а всё, что имеет общение с душой, пойдет в будущий век Тот монах, кто живет для Бога, и притом для Него одного, сказал святитель Григорий Богослов.